"Ваше почтение!
Милостивейший мой Государь!
Отец Герман!
Желаю Вам на много лет здравствовать. Уведомляю Вас - ходил я к своему отцу. Ушел отсюда 25-го числа марта, дорогой ночевал 3-и ночи, за пургой прибыл на Алитак в 1-й день Пасхи. 1-ю неделю жил там, весь Праздник, а прибыл сюда на артель (Карлук) 8-ого числа сего месяца, как ныне не знаю. О себе я говорил своему отцу о женитьбе. Он говорит, что если есть у тебя охота, для чего не жениться, чем тебе так жить. Ныне он хотел быть сюда, на Карлук, в мае для положения бычков и боровков. Отсюда в Малинову, на Афогнак, и к вам, в Гавань, и меня туда же хотел (взять), с тем, чтоб женить меня, теперь я не знаю, что делать, - будет ли соблаговолено от Вас и от Ивана Ивановича, чтобы быть мне в Гавани. Я слышал от Лопатина, что как будто господин Быкидоров пересказал Вам все мои непристойные поступки, а Ковригин в своем журнале дал знать Конторе. Вам известно, что ныне мое содержание находится только в Вашей милости, если Вам действительно не понравятся все мои непристойные поступки, то сделайте милость, простите меня, бедного человека, ибо Вы веруете на Спасителя нашего во Иисуса Христа. Ради Его Самого прошу Вас, обыкновенно человек бывает так, что ни какой вины не имеет на себе, а со стороны сказать не возможно. Если откроете милость, простите, тогда я буду полагать так, что и Его Высокоблагородие, Александр Андреевич (Баранов) простил.
Надеясь на Вашу милость, осмеливаюсь просить и трудить, что не отринете из своей милости. Если можно, Батюшко Отец Герман, пожалуйте, попросите отца Иоасафа, чтобы получил от Филиппа Кашеварова товару по прежней записке, кой-что я не получил, известен самый отец Иоасаф, каких вещей я не получал бы, чтобы за печатью были. Если милость будет, табаком я очень скуден, ни листка нет. Я не писал ни о чем к Ивану Ивановичу, прошу покорно уведомить запиской или на словах сказать с сим письмоподателем Тимофеем, - быть или нет с отцом своим в Гаване к Вам, с невестой; по Вашему приказанию буду делать. При сем едет к Вам в Гавань Афанасий Климовский, я не известен о нем.
Вашего милостивейшего Государя
Послушник, слуга и ученик
Парамон Чумовитский.
1809-го года
Апреля 27-го дня.
Карлук" [25].
"Ваше Преподобие, Милостивейший Государь мой,
Отец Герман!
Свидетельствую Вашему Преподобию мое высокопочтение. Притом прошу простить мою вину великодушно, что возымел смелость дерзнуть и обременить Вас малыми моими простыми чертами. Но непременным долгом поставил, чтобы не пропустить эту верную оказию уведомить Вас, моего благодетеля. Ибо расположен к Вам чистым и откровенным моим сердцем - к ласкам и наставлениям Вашим, коими считаюсь доволен, они еще и по ныне хранятся в свежей моей памяти и остались запечатленными навеки.
После этого смею уведомить Вас о себе, теперь нахожусь, слава Богу, здоров, Вашими святыми молитвами и милостью дядюшки Александра Андреевича. Всем доволен, притом возымел смелость просьбою моею обременить Вас - Ваше Преподобие, нельзя ли снабдить, если у Вас излишки, огородными различными семенами, а именно, чесноком и луком. Их, надобно думать, хотя у Вас и есть, но не так много, но если можно, то покорнейше прошу снабдить, так как здесь их не имеется. Да и прочими семенами также снабдите.
За это Ваше неоставление, знаком поставляю моей к Вашему Преподобию благосклонностью.
Вашему Преподобию, Милостивому Государю моему, честь имею пребыть навсегда покорнейшим слугою, Иван Куглинов.
12-го Сентября
1810-го года
Крепость и порт Новоархангельский" [26].
В сентябре 1807 г. в Ново-Архангельск прибыл из Кронштадта шлюп "Нева" под командованием Леонтия Андриановича Гагемейстера, который был назначен его капитаном в 1806 г. На Кадьяк "Нева" прибыла 9 октября 1807 г., здесь судно зимовало, а затем отправилось на Гавайские острова и на Камчатку. В течение своего многолетнего плавания в водах между Аляской, Гавайскими островами и Камчаткой, Гагемейстер дважды зимовал на Кадьяке в 1807-1808 и 1809-1810 годах.
В это время отец Герман оказал сильное влияние на капитана Л. А. Гагемейстера, который происходил из прибалтийских немцев и, по вероисповеданию, был лютеранин. Семен Яновский, который позже служил под командой Гагемейстера, писал: "Отец Герман обратил одного морского капитана Г. из лютеранской веры в Православие. Этот капитан был весьма образован, кроме многих наук, он знал языки: русский, немецкий, французский, английский и несколько испанский - и за всем тем, он не смог устоять против убеждений и доказательств отца Германа: переменил свою веру и был присоединен к Православной Церкви через миропомазание. Когда он покидал Америку, старец на прощание сказал ему: "Смотрите, если Господь возьмете вашу супругу у вас, то вы никак не женитесь на немке, если женитесь на немке, то она непременно повредит ваше Православие" [27].
Л. А. Гагемейстер дал слово, но не сдержал его, после смерти первой жены, он вновь женился на немке. Скончался он скоропостижно, без покаяния, в 1834 г. в возрасте 54 лет.
Ниже приводится отрывок из письма отца Германа к А. А. Баранову, которое можно датировать осенью 1810 года. В начале этого письма говорится о беседах отца Германа с Л. А. Гагемейстером, во время которых старец убедил его остаться на Кадьяке до 10 апреля и если будет нужно, то следовать в Калифорнию. Это письмо показывает, какое сильное влияние на людей мог оказывать отец Герман. К апрелю 1810 г. срок службы Л. А. Гагемейстера в РАК уже закончился несколько месяцев тому назад, а ему еще предстояло возвращение в Петербург через Сибирь, на что должно было уйти не менее шести месяцев и, тем не менее, он готов был остаться в Америке под воздействием бесед с отцом Германом.
Анна Григорьевна - это жена А. А. Баранова, а Антипатр Александрович его сын.
Арестанты - пять человек промышленников, которые летом 1809 г. составили заговор, с целью убить А. А. Баранова. Заговор был раскрыт и преступники для суда были отправлены в Сибирь. Далее приводится текст письма:
"... Скотоводство с кошением сена занимает здесь (на Кадьяке) почти целое лето, от холода, зиму всю едва успевают рубить и возить дрова.
Самая (по)стройка от сырости и климата не прочна и неспора. Длинная зима, как в оном, так и в других делах связывает руки и во всем делает неудобство. По всем частям подробнейшими объяснениями не упущено и о самых судах говорить, кои простаивают в холод в северных местах целые зимы без действия, к тому же о пространстве матерой (материка), о лесах, промыслах и бесчисленных выгодах в южной стороне. Так удалось расстрогать Леонтия Андриановича, (что) с великим жаром согласился он дожидаться вас до 10-го апреля, а прежде непременно хотел идти в половине марта в Камчатку.
Но переменил намерение, (решил) дождаться вас и если бы была ваша воля, идти своим судном для помощи нашим заселениям. Также и промышленным старался объяснить невыгоды бегства, учиненного в Калифорнии, сравнивая с великими выгодами (для тех), кто заселился в тех местах и верен будет отечеству, и многие накрепко уверяли меня в своем постоянстве, а особливо женатые, приводя в доказательство свои семейства, кои оставить, говорили, никак невозможно. Итак мы с нетерпеливостью дожидались, но не случилось, так буди воля Господня.
Теперь отправляем к вам (в Ситку) Анну Григорьевну со всеми детками, дай Боже благополучно к вам достигнуть и в радости увидеться. Я посоветовал (ей) перезимовать у нас, а для безопасности идти весною, но она и Антипатр Александрович не согласились, боясь сильных зимних погод и холоду, весьма жалею. Анну Григорьевну весьма я хвалю, из многих поступков кажется мне, не глупа весьма, а особливо при отъезде - никто ее не учил, сама просила служить обедню и молебен и исповедоваться со всеми домашними и причащалась святых тайн. Благоразумному сему поступку мы весьма подивились.
Об Антипатре Александровиче писать я вам ничего не могу, как он у нас жил, мне мало ведомо, перед отправлением сего (письма), я в одной будучи пирушке слышал, будто он с отцом с моим Иоасафом много издерживал водки, но то, казалось мне, сказано более от зависти, с каким-нибудь намерением. Я не знал, как потрафить, опасался какого-нибудь гнева, и так на меня за вашу ко мне милость довольно ненависти, но Бог с ними. Я ничего не ищу, воля их, как хотят, а я надеюсь на Бога.
Школы в Гавани (в селении Павловская Гавань) у нас нет, Иван Куликалов взят в контору, мне не сказано ни слова. В прошлом году он просился у меня, но я без вас позволить не смел, а ныне прошу на меня не гневаться - воля не моя. Некоторая часть из малых школьников в Карлуке под присмотром Чумовицкого. Христофор (Прянишников) один остался при церкви, а живет у нас, ко удивлению моему, при самой свободности зависть не укрощается, вас же прошу, сироту сего не оставить.
По части Зосимы Федоровича Баженова, он поминал ваше неведомо мне какое-то приказание, оказывал нам довольно благодеяния и ласковости, хотя его ныне в Гавани уже и нет, но премного вас благодарю.
Изволили вы напомянуть в начале своего письма о моем предложении об арестантах, я справился со оставшимся у меня отпуском (черновиком), ничего в нем нет, а как в белом написано к вам - ничего не помню, извините.
О себе же осмелюсь доложить - по отпуске сего остался милостию Божиею, жив, здоров и благополучен, ожидая от вас еще каких-нибудь новых сведений, если благоволите любопытство удовлетворить, на нас прошу не прогневаться, мы тем служить вам не можем, год просидели будто в каком затворе, ниоткуда ничего не слыхавши.
О Кадьяке писать нечего, все живы и здоровы, а как живут, о том, думаю, довольно и без меня пишут. Мне в чужие дела мешаться неприлично, у меня со всеми дружно, кто хотя и поругает, от того не полиняю.
Прости, прости М: Г: прости
Истинного благополучия вам всеусердно желаю.
Вашего Высокоблагородия, Милостивого моего Государя всеусерднейший слуга.
(Приписка)
Не от дерзости и нахальства предложить намереваюсь, но молчанием о своих нуждах огорчить вас опасаюсь.
Изволили вы, в бытность свою на Кадьяке, приказывать получать нам от компании взятый Николаем Петровичем (Резановым) у нас провиант (в 1805 году). А по отбытии вашем, Иван Иванович отдать, при всем нашем о том уверении, отказывался. Будто (бы он без) вас не смеет.
По прибытии же "Невы" в прошлой зиме, опасался (он), чтобы не потребовали у него (провианта) для матросов. Сам приказал нам получить (провиант), но в скором времени назад взял, нам оставил некоторую часть, а ныне едва пожаловал нам с Иоасафом три пуда тары, да два пуда сухарей. У вас же на Ситхе, я слышал, сухарей и провианту в довольном количестве, то не соблаговолите ли от своих щедрот, сами при транспорте из Ситхи нам назначить, какое Бог вас вразумит, количество на годовую пропорцию провианту: сухарей и круп, а для церкви вина. По недостатку его у нас обедни весьма редко (бывают), а скоро и совсем служить будет не на чем. Убогий Герман" [28]. Со временем жизнь на Кадьяке наладилась и потекла по привычному руслу. Отец Герман с каждым годом все больше и больше тяготился мирским обществом, которое его здесь окружало. В конце концов, он решил уединиться от людей, передал управление школой монаху Иоасафу, а сам переселился на не обитаемый остров Еловый, который находился в двух часах езды на байдарке от селения Павловская Гавань.
ГЛАВА III. НА ОСТРОВЕ ЕЛОВОМ
Когда отец Герман переселился на остров Еловый, точных данных нет, можно только сказать, что это произошло в период между 1811 и 1817 годами.
Здесь все ему напоминало Валаамский монастырь, расположенный на островах Ладожского озера - и остров среди водной стихии, и хвойный лес, и огромное нагромождение каменных глыб на берегу. Свою новую обитель отец Герман назвал "Новым Валаамом".
Остров Еловый небольшого размера, около 70 верст в окружности. С одной стороны он отделяется от о. Кадьяка проливом Узенки шириной в две версты. От обители отца Германа до селения Павловская Гавань было около десяти верст. Весь остров Еловый был покрыт высоким лесом, около поселения преп. Германа бьет источник, который у местных жителей пользуется славой чудотворного, от его воды бывали случаи исцелений.
В первое время своего пребывания на Еловом острове отец Герман вырыл землянку, которая служила ему келлией в течение всего лета. К зиме вблизи этой землянки он построил небольшую бревенчатую келлию, в которой и прожил до конца своих дней.
Постелью о. Германа служила небольшая скамья, покрытая старой оленьей шкурой с полинялой от времени шерстью. Подушкой - два кирпича, которые лежали под шкурой у изголовья постели, так что их не могли видеть посторонние. Одеяла не было, его заменяла деревянная доска, днем лежавшая на печке. Эту доску о. Герман называл своим одеялом и завещал покрыть ею свои смертные останки. Она была точно в рост о. Германа. Со временем, не очень далеко от келлии была построена часовня и дом для посетителей, в котором также находилось училище для сирот - учеников отца Германа.
Ко времени переселения на Еловый у о. Германа дух несомненно преобладал над телом. Зоркими очами души он видел ангелов Божиих и темных духов зла.
Первое время о. Герман жил на Еловом абсолютно один, и когда его спрашивали: "Как Вы, отец Герман, живете один в лесу? Как не соскучитесь?" Он отвечал: "Нет! Я там не один! Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы святые! И можно ли с ними соскучиться? С кем же лучше и приятнее беседы, с людьми или с ангелами? Конечно с ангелами!" [29].
Покидал свой остров о. Герман крайне редко, если же и нужно ему было ночевать не у себя, то он ночевал только в своей старой келье в Павловской Гавани, пока жив был о. Иоасаф, или вообще не ложился спать, и постель, постланную для него, находили совершенно не тронутою. Также и у себя на Еловом, если он проводил ночь в душеспасительной беседе с кем-либо из посетителей, то уже не ложился спать.
Одежда отца Германа была одна и та же и зимой, и летом. На голое тело он носил меховую парку, поверх нее подрясник и рясу, на голове клобук и на ногах сапоги. В этой одежде он ходил в любую погоду: и в зной и в дождь и в сильнейший мороз.
Ел он очень мало, немного рыбы и овощей. Тело его, изнуряемое трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги.
Все свое время, свободное от богослужений, старец проводил в трудах. Недалеко от келлии раскинулся огород, где он копал грядки, сажал картофель, капусту и другие овощи, сеял ячмень. К зиме запасал грибы и рыбу. Плетенный короб, в котором о. Герман носил с берега морскую капусту для удобрения земли, был так велик, что обычный человек мог его поднять с большим трудом, а старец, к удивлению всех, переносил его на большое расстояние без посторонней помощи. Однажды видели, как о. Герман нес бревно, которое с трудом могли поднять четыре человека. Так трудился старец и все, что он приобретал таким тяжким трудом, все отдавал бедным и сиротам; особенно он любил детей - угощал их сухариками, пек для них крендельки, и малютки отвечали ему взаимной любовью.
Но это была внешняя сторона жизни старца. "Главное же дело его - как писал Преосвященный Петр в 1860-х годах - было упражнение в подвигах духовных, в уединенной келье, где его никто не видел, только вне кельи слышали, что он пел и совершал богослужение по монашескому правилу" [30].
Раcсказывая о жизни старца, его ученик, кадьякский алеут Игнатий Алиг яга, говорил: "Да, трудную жизнь вел батюшка, и никто не может подражать его жизни!"
В июле 1818 года остров Кадьяк посетил экипаж военного шлюпа "Камчатка" под командованием капитана второго ранга В. М. Головнина. По приказу правительства, он был назначен ревизором по осмотру русских колоний в Америке. Прибыв на о. Кадьяк, В. М. Головнин стал принимать многочисленные жалобы; он писал: "Между тем ежедневно являлись ко мне челобитчики, как русские, так и природные жители, которые все приносили жалобы на своих правителей. Некоторые из сих жалоб, вероятно, были дельные, а другие пустые и необоснованные. Чтобы лучше разведать прямое состояние здешних дел, отнесся я письменно к начальнику духовной миссии, монаху Герману, по слухам, человеку умному и благочестивому, которого здесь большая часть жителей довольно выхвалить не может. Он доставил мне многие весьма важные сведения и утвердил их своею рукою" [31].
