Вторник, 19.03.2024, 05:10Главная | Регистрация | Вход

Меню сайта

Форма входа

Поиск по сайту

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Пядышев Автобиография1
Когда замечательный русский поэт Федор Тютчев произнес свои пророческие слова: "Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить…", - даже этот провидческий человек не мог знать, какие невероятные испытания и перемены предстояли России. Какие ожидали и ожидают её гигантские изломы в судьбе державы и людей, живших на земле Российской империи, СССР, а теперь - Российской Федерации. Россия всегда - это нечто огромное, страшащее и вместе с тем вызывающее уважение, надежду. Люди её - многие числом, с тяжестями существования, работливые, с терпением до поры до времени. Когда же эта крайняя пора наступает, подымается русский бунт, бессмысленный и страшный. Будь то против внутренних несправедливостей и ещё решим её - против внешнего врага, пришедшего на русские земли.

Судьба державы складывается из судеб отдельных семей и людей. Постоянно идет какой-то невероятный ход сложения и вычитания, немыслимые процессы. Одно уходит, другое приходит. Но остается отведенная историей, высшей силой твердь рода, семьи, народа, отдельных людей. Не каждой семье, не каждому человеку достает божьей милости, фарта. Не каждому под силу пройти через полосу испытаний, оставшись на ногах и, более того, приобретши новую силу. Тем более если эти люди появляются на свет белый в саратовской глухомани. Помните угрозу в "Горе от ума" А.Грибоедова: "В деревню, в глушь, в Саратов!"

Батюшка и матушка мои, а позднее сестра родились именно там, на саратовской земле, в далекой деревне Сосновка. Уже в советские времена я побывал там. ХХ век, видно, прошел мимо, не заглянув туда. Мне судьба в качестве малой родины определила соседний Базарный Карабулак, где был единственный на округу родильный дом. Некогда зажиточное село торговцев и ремесленников. Сейчас уровень Базарного Карабулака гораздо поднялся. губернатор Саратовской области рассказывал мне, что там проводятся местные Олимпийские игры по зимним видам спорта.

В ту пору в Саратовской области не очень-то увлекались гороскопами. Между тем младенец появился на свет под знаком Весов. C течением лет и десятилетий обнаружилось, что некоторые свойства, приписываемые этому знаку Зодиака, действительно проявились в жизни и судьбе. Человек рос достаточно уравновешенным, сбалансированным, спокойным. Судьба была милостива, проводя по жизненному пути. Отношения с людьми, коллегами выстраивались преимущественно доброжелательно. Неторопливость, взвешенность решений, но когда надо - настойчивость и решимость. Некая застенчивость, нежелание светиться на публике. Но когда обстоятельства того требуют - концентрация характера и воли. С течением времени оказалось, что качества, которыми наделены Весы, в какой-то мере проявились и сослужили добрую службу. Весы, судя по всему, более всего подходят дипломатам, людям этой профессии.

Вызов судьбы мои родители выдержали. Стали достойными гражданами. Минули через всяческие беды, в том числе через голодные годы, охватившие в 1920-х годах Поволжье. Бесстыдные люди распространяются сейчас о "голодоморе" на Украине, кивая на Россию в качестве виновника. В действительности самые большие несчастья из-за неурожая и из-за разрухи после революции и Гражданской войны обрушились именно на приволжские земли. Туда было направлено прежде всего гуманитарное движение "Помощь голодающим Поволжья", организованное великим норвежским гуманистом Ф.Нансеном. Помощь пригодилась, но несчастья были безмерные.

Отец мой - Дмитрий, сын Ивана - был красивым, толковым в работе, способным к знаниям человек. Родился он в день 7 ноября 1903 года, в тот самый день, в который 14 лет спустя в Петрограде случилась Октябрьская революция. Неизвестно, сколько времени весть о восстании в далеком Петрограде шла, может быть даже ползла, в богом забытую Сосновку. Но добралась и пошла на пользу. Не на пользу революция просто не могла быть. Сосновка, как и окрестные деревни, была уже на краю горестной судьбы. В конце концов выбрались. Жить после революции стало получше, но не намного, не сразу. Отец был толковым парнем, склонным к учению, труду. Таким революция дала шанс. Освоил трактор, другую технику. Стал уважаемым в округе за знания и смекалку. Его направили в Сталинградскую область поднимать целину, создавать в голой степи зерновой совхоз "Динамо" (я, прямо скажу, предпочел бы, чтобы это был "Спартак").

Много позже, в 1969 году, великий наш писатель М.Шолохов в Лондоне, где я тогда работал советником посольства, вспоминал об отце, которого знал по его работе начальником политотдела этого гигантского по площади совхоза. Рассказывал, как в чистом поле строили жилье, распахивали веками не тронутые земли, собирали первые урожаи. Михаилу Александровичу все это было знакомо по собственной жизни на соседних донских просторах, описанной в "Поднятой целине". Подарил мне свою книгу "Донские рассказы" с надписью: "Борису Дмитриевичу Пядышеву - земляку, "станишнику" - с самыми добрыми чувствами. М.Шолохов. 6.8.69.".

Замечу, что хрущевская целина 1960-х годов, сыгравшая свою большую роль, была как бы "вторым изданием" того, что впервые наши люди совершили десятилетия раньше на южных землях. Тогда же началось строительство мощных заводов сельхозтехники и тракторных заводов в Сталинграде, Харькове, Челябинске, Ростове и иных местах. Так спасали страну от "голодомора". Дело у отца пошло. Через несколько лет его перевели в Сталинград, он надел военную форму. Семья расположилась в новом четырехэтажном доме на крутом правом берегу Волги, не догадываясь, что именно там через малое число лет развернется самая грандиозная в истории Сталинградская битва.

Пока же 1 сентября 1940 года я пошел в школу, в первый класс. Учиться пришлось недолго, отца перевели на новую работу, в город Каунас, тогдашнюю столицу Литвы, которая вместе с Латвией и Эстонией вошла в состав СССР. Опять - в дорогу, на этот раз практически за границу. В Каунасе на приход советской власти вовсе не смотрели как на оккупацию. Не приди русские - пришли бы немцы. Литовцы видели, чтo через границу творили немцы в оккупированной Польше. Литва - не славянская Польша, но спокойной жизни литовцам под немцами не светило. Между тем советская власть держалась в Литве весьма грамотно и осмотрительно. Сохранялась частная торговля, владение мастерскими и прочими мелкими предприятиями. И видимой депортации не было. Хозяйка нашего очень привлекательного дома у подножья Зеленой горы, владевшая ещё парой жилых домов, несколько раз приходила к отцу, надеясь, видимо, получить успокоения насчет своей судьбы. Во всяком случае, при советской власти жизнь её складывалась благополучно.

На школьных переменах к нам часто приходили еврейские мальчики и девочки из расположенной напротив еврейской школы рядом с синагогой. Они-то были вполне довольны развитием событий с приходом русских. Они, и тем более их родители, вполне понимали, что означало бы для евреев приход в Литву немцев, которые вовсю творили насилия в соседней Польше.

22 июня 1941 года война лишь на считанные часы опоздала накрыть нас в Каунасе. Утром мама, сестра, да я, только-только окончивший первый класс, (отец остался в войсках, затерявшись на долгие месяцы), невероятным образом попали в единственный вышедший в тот день из города поезд и двинулись через Вильнюс к Москве, убегая от войны.

Время от времени подолгу стояли, пропуская воинские эшелоны, шедшие на Запад. Неожиданно торжественная по советским сценариям встреча ожидала нас на платформе Минска. Оказалось, что мы были первым поездом с беженцами. И нас встречали по классической режиссуре советских постановок. С плакатами, конфетами и патриотическими песнями. В конце нашего затянувшегося путешествия, уже ближе к Москве, наш поезд обогнал эшелон с беженцами из самого Минска. Немцы за эти дни уже подкатили к стенам белорусской столицы.

Напролом шли немцы по всем западным землям страны. К октябрю 1941 года они были у Москвы. И сейчас сохранены знаки мужества и, прямо сказать, печали вокруг столицы, где в те дни шли бои. Допустили врага до самой близости. Знаменитые "ежи" - противотанковые заграждения у Ленинградского шоссе, сохраненные как память на рубеже, куда дошли немцы, - это уже была сама Москва, или, во всяком случае, высотка, с которой Москва была ясно видна. По нормальному раскладу событий наше семейство, как и многие тысячи других, было обречено.
 
Одни, в растерянной стране, без знакомых, без угла, куда можно было бы приткнуться хотя бы на первое время. В стране, где миллионы других людей оказались в таком же положении. В конце путешествия нас выгрузили в Москве на сортировочном разъезде Каланчевка, вблизи трех московских вокзалов. Считай, в чистом поле, разве что вокруг высокие дома. Представили для охраны нескольких солдат с винтовками. День и ночь прошли в безнадежности и страхе.

На следующее утро случилось нежданное. Стали приходить какие-то люди, мужчины и женщины. Разговаривали с беженцами, с одной семьей, с другой. Кончалось тем, что поднимали узлы и сумки, брали в охапку малых детушек и уводили к себе домой на жилье. Мы с сестрой замерли в ожидании. Неужели черед дойдет и до нас? Увидел я, что к нашему табору приближается крепкий мужчина с большой овчаркой. "Вот бы этот дядя взял нас к себе", - подумал я. И действительно, овчарка потянула его в нашу сторону. После короткого знакомства он сказал: "Ну хорошо, пойдемте к нам, поживете". Надо ли говорить, что мы были счастливы безмерно. Как в библейских легендах, пришел спаситель. Я до сих пор помню его фамилию - Загороднюк. Помню и кланяюсь его памяти.

Так мы оказались в доме на Русаковской улице. Дом этот благополучно стоит и по сей день как наше первое прибежище лихой военной поры. Во дворе ребятишки, с которыми быстро познакомился, окружили меня всяческим вниманием. Играли в футбол, разбили стекло в нижнем этаже. Стали собирать по 20 копеек на новое стекло. Сразу же было сказано: "С беженца денег не брать!". Это было продолжением божественной спасительной миссии. Кто-то вел нас, кто - не знаю. Чудом вырвались из Каунаса, который через несколько часов был захвачен немцами. Чудом добрались до Москвы. Чудом были подхвачены, размещены у замечательных людей. Примерно через месяц нас перевезли в подмосковный дачный поселок Новогорск. Поселок был пустынным.

Уже после войны, году в 1948-1949, наша семья снова оказалась в Новогорске. Сейчас он известен как Центр олимпийской спортивной сборной. Там после войны построили новый поселок из современных по той поре двухэтажных дачных домов. Наискосок от нас жил германский фельдмаршал Паулюс, плененный в Сталинграде в 1943 году. Его, естественно, охраняли, но режим у него был совершенно свободный. Фельдмаршал ходил с нами - уже подросшими к тому времени ребятишками - на речку купаться. Смотрел как мы режемся в футбол. Но все это было много позже, после Победы. Пока же страна была придавленная, опешившая, но не сломленная. Череда чудес с нашим семейством продолжалась. В одну из осенних ночей, когда, по существу, мы были единственными жильцами в опустевшем дачном поселке, в дверь постучали. Мама с опаской спросила: "Кто там?"

"Это я, открывайте"
 
Это был отец. Радость была безмерная. Он успел рассказать, как они выбирались из Каунаса на север, через Латвию, поскольку на восток все уже было перерезано немцами. Там они вышли к своим. В Москве он - на пару дней, снова возвращается в действующие войска. Сумел договориться в Сталинграде, что мы приедем туда. На том и расстались. Жизнь пошла по-новому, не все уж так трагично и плохо. Отец жив. Столица, когда мы появились в Москве после двухмесячного "дачного сезона", стала другим городом. Городом войны. Начались первые налеты. Немцы накатывались все ближе и ближе.

Опять каким-то чудом удалось попасть в теплушку товарного поезда, шедшего на юг. Ехали долго, но ехали. Достаточно спокойно, налетов не было. В 1941 году Гитлер основной удар и главные силы сосредоточил на восточном направлении, через Белоруссию на Москву. На южном фланге большой активности немцы не проявляли, оставив свои расчеты до 1942 года, когда они пошли через Украину, в донские степи на Сталинград. Люди в товарном вагоне сблизились, стали как бы одной семьей. В конце концов доехали. Здание сталинградского вокзала и особенно фонтан перед ним с танцующими детьми хорошо известны из кинохроники и фотографий времен Сталинградской битвы. Мы с вещами разместились около него. Место приметное, авось кто-нибудь заметит нас. Просидели день - никого. К вечеру мама, оставив нас у фонтана, отправилась к дому, где мы жили до переезда в Каунас. Через несколько часов она появилась во главе демонстрации солидарности из нескольких человек, в основном женщин. Повторилась московская ситуация. Нас забрали на постой.

В Сталинграде жили, пока можно было жить. Я успел проучиться во втором классе той самой школы, куда поступил перед отъездом в Каунас. После разгрома под Москвой, зимой 1941 года Гитлер перенацелил удар, пошел на Волгу южными степями. Из Сталинграда мы неведомым образом перебрались на Урал, в Челябинск, а уж потом, весной 1943 года - в Москву, застав последние немецкие налеты в доме на Тверском бульваре.

Насколько я, мальчонка, мог разбираться в делах, настроениях в разговорах взрослых, когда долго ехали в поездах, на которые время от времени сбрасывались немецкие бомбы, когда мы где-то и как-то у попутчиков по поезду устраивались в углу их квартир, никогда не было чувства, что немец будет над нами. Обреченности у русских не было даже в самые трагические моменты. Прошла паника, растерянность и в Кремле, среди вождей. Они взялись за дело. Железо России скоро сказалось. В Великой Отечественной войне победили вера в Отечество, патриотизм, привязанность к родным корням, которые люди не пожелали отдать чужеземному пришельцу даже ценой собственной жизни. Никогда советские люди не были так сплочены, едины в помыслах, целеустремленности. Опрокинуть их, смять, загнать в сибирские дебри Гитлеру не удалось, хотя сила у него была огромная.

После войны Сталин счел нужным сказать, кому обязаны Победой - русскому народу, который, говорил генералиссимус, "заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны... у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение". Легче судьбу русского народа вождь не сделал, но слова были сказаны точные и справедливые. На этот народ ложится сейчас и в будущем основная надежда и ответственность за возрождение прочной, единой, просвещенной и авторитетной в мире державы.

Если не ошибаюсь, в 1947 году с Тверского бульвара, где прожили всю войну, семья переехала на Тверскую улицу, которая в те годы называлась улицей Горького. Новая квартира - двухкомнатная, тесноватая, но после Тверского бульвара, где в квартире было натрамбовано восемь семей, это было роскошью. Главное же - этот дом № 15 был знаменит на всю Москву. Что ни жилец, то выдающаяся личность. Как скромная семья въехала в этот заповедник, ума не приложу.

На четвертом этаже четвертого подъезда у нас была квартира 50. Справа, в 49-й, жил с супругой великий человек - Лихачев, директор автоконцерна ЗИС, переименованный после смерти Сталина в завод имени Лихачева - ЗИЛ. Выше была квартира маршала К.Рокоссовского. Ниже жила влиятельная председатель ВОКСа (Всесоюзное общество культурных связей) Н.Попова. Соседнюю с ней квартиру занимал министр культуры Александров, попавший в крупный скандал после разгромной по его адресу статьи в "Правде", где ему прочитали суровую лекцию насчет этики, сказав, что должность министра культуры вовсе не служит ключом в частные апартаменты балерин кордебалета. Неподражаемый бас Большого театра М.Михайлов жил здесь же. Даже обычный его кашель разносился "цунами" по всему двору.

Центром притяжения всей Москвы был, однако, подъезд № 3. Там жил Сергей Яковлевич Лемешев. Тенор всех времен и народов, населявших СССР. Притяжение возрастало многократно из-за того, что Сергей Яковлевич располагался с новой женой в этом подъезде, а в подъезде №1 жила его прежняя супруга - великолепная певица Большого театра Л.Масленникова. Гигантская армия поклонников и поклонниц Лемешева делилась на два лагеря: больший - за Масленникову и меньший - за новую избранницу кумира. Толпы заполняли двор, когда Сергей Яковлевич возвращался со спектакля. После единодушной восторженности встречи с певцом начиналась разборка "стенка на стенку". Верх обычно брали "масленниковские". В конце концов все улаживалось, pro и contra сливались вместе в экстазе любви к маэстро. В соседнем подъезде жило семейство старого и убежденного коммуниста Щаранского. Надо же так получиться, что его сын Натан стал заядлым антикоммунистом, сумел эмигрировать в Израиль, стал министром промышленности. В этом качестве я нанес ему визит, когда ездил в деловую поездку в Израиль. Вспоминали о нашем доме № 15 на Тверской. Натан Щаранский и сейчас видный политик Израиля.

Обязательно упомяну ещё одного соседа. Александр Трифонович Твардовский был велик уже одной своей "повестью про бойца" - "Василий Теркин". Был он всегда задумчив, иногда присаживался на скамейку в сквере во дворе. Видя его там, люди вокруг стихали, пацаны переносили свой футбол в дальний угол двора. Этот великий поэт жил в напряжении, во внутренних мыслях о смысле жизни, о том, чтобы в ней было меньше зла. В спорах о судьбах России. Уже много лет позже я публиковал у себя в журнале "Международная жизнь" часть из "Василия Теркина". Чтобы напомнить: более точного суждения о событиях в Отчизне в конце ХХ века трудно представить.

В новогоднюю ночь на 1955 год сыграли на Тверской нашу свадьбу с красивой девушкой Ириной. В положенные сроки появились на свет сын Дмитрий и дочь Евгения. У них теперь свои дети: наши внучка Маша и внук Василий - на радость бабушке и дедушке. Жили в этом мемориальном доме, пока не получил в Черемушках собственную трехкомнатную квартиру. Бесплатно, как и все жильцы того нового 15-этажного дома. Через несколько лет переехали в квартиру побольше и поудобнее. Опять же бесплатно, такие в те времена были смешные порядки.

Роковым для нашей семьи стал 1950 год. Ушел из жизни отец. Невзгоды войны, раны, запредельная напряженность сделали свое, достали боевого полковника. Месяцы провел он в военном госпитале, медицина была, однако, бессильна, темная сторона судьбы взяла свое. 19 ноября Дмитрий Иванович Пядышев скончался.

На старом московском Ваганьковском кладбище его похоронили со всеми воинскими почестями. Прогремело три залпа прощального салюта. Оркестр заиграл гимн. Дома на улице Горького (нынешняя Тверская) собрались, насколько могла вместить квартира, помянуть хорошего человека, патриота родины.

Упокоился отец в военной части Ваганьковского кладбища. Рядом могила генерала Ф.Петровского, отца моих друзей - Владимира Петровского, заместителя министра иностранных дел, заместителя Генерального секретаря ООН, и Павла Петровского, многожды бывшего послом, в том числе в Португалии. В лихие дни августа 1991 года, когда крушили державу, ревностные правдолюбцы посшибали здесь пятиконечные звезды на военных памятниках. Мои мама, сестра и я остались одни в большом городе
 
Ни родных, ни близких знакомых

Полковник Д.И.Пядышев достойно прошел свой жизненный путь, отведенный судьбой. Странные были тогда времена. Оказалось, что в этой ситуации мне как сыну военного и студенту положена была пенсия. До сих пор сохранилась пенсионная книжка № 3512, по которой мне выплачивалось 1 680 рублей в месяц - при условии, однако, что буду сдавать экзамены без троек, только на пять и четыре. У меня так и получалось, семейству нашему платили все годы учебы эти деньги, которые были весьма кстати.
 
В МГИМО пришел прямо, как говорится, с улицы, никаких протекций, связей, ходатайств. Четыре экзамена - три пятерки, одна четверка - по сочинению. То, что я буду поступать в МГИМО, определилось давно. У меня всегда была тяга к истории, географии. Изучал эти науки, я бы сказал, по жизни - с 22 июня 1941 года, когда мы в утро войны спасались от немцев, чудом выбравшись из литовского Каунаса. Сначала историю с географией изучал с Запада на восток, отмечая на карте сданные Красной армией города. Потом с востока на Запад - и до Берлина. В школе был даже президентом школьного Географического общества и выпускал стенгазету "Географический вестник". Попросил родителей выписать домой наряду с "Правдой" и другими газетами журнал "Новое время", который в ту пору был единственным изданием, публиковавшим статьи международного характера.

В институте было - в удовольствие. Особо - знаменитый ученый, академик Евгений Тарле. Ему я сдавал экзамен по истории. Поскольку в то время мне довелось быть комсомольским деятелем на курсе, меня запустили первым отвечать академику.

- О чем у вас вопрос, молодой человек?
- Екатерина II и её внешняя политика, Евгений Викторович.
- Как интересно! - воскликнул академик и пустился рассказывать про великую императрицу. В аудиторию инфильтрировались многие из тех, кто в коридоре ждал вызова тянуть билет.

Слушали с величайшим вниманием. Семинары по США вел замечательный историк Л.И.Зубок, один из давних лидеров Компартии США, а много позже официальный оппонент в моей защите кандидатской диссертации в ИМЭМО.
Copyright MyCorp © 2024 | Сделать бесплатный сайт с uCoz