Вторник, 19.03.2024, 13:05Главная | Регистрация | Вход

Меню сайта

Форма входа

Поиск по сайту

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Записки о путешествии, совершенном с 1821 и 1822 годах, из Америки в Петербург.

Известия Калужской ученой Архивной Комиссии

Вып. XXI, 1911 год

Записки о путешествии, совершенном с 1821 и 1822 годах, из Америки в Петербург.

(отрывок)

Семен Иванович Яновский

Отправление с острова Ситхи в Россию

По окончании службы моей в колониях Американской компании, Главное Управление предоставило на мою волю возвратиться из колоний в С.-Петербург на пришедшем из России корабле «Бородино», или через Охотск. Я принял последнее, потому что жена моя была беременна, а следовательно и не было возможности решиться ехать на корабле вокруг света в таком ея положении без девушки или женщины для прислуги. Для переезда от острова Ситхи до Охотска (до 6000 вер.) мне дано было очень небольшое двух-мачтовое судно (80 фут длины по палубе)  - галет «Румянцев», построенный в Ситхе. До Охотска я командовал этим судном; на нем отправлялся груз пушных товаров и промышленника (т.е. служители) выслужившие срок в колониях, с их семействами. Общее число пассажиров и экипажа простиралось до 52 человек; помещение было весьма тесное. Помощником у меня был штурманский ученик, который, по отъезде моему, должен был оставаться командиром судна и возвратиться в Ситху. Мне назначено было зайти на о. Атху (один из Американских островов). Таким образом, после 5-ти летняго отсутствия из России и почти 4-летняго пребывания на о.Ситхе, я готовился отправиться в Россию, к которой сильно был привязан всем – и высоким чувствам любви к отечеству, и восторженным желанием увидеть родину, обнять родных, мою престарелую нежную мать, братьев, сестер, моих друзей-товарищей по службе и по воспитанию. Кто не испытал долгой разлуки с отечеством на далекое разстояние, тот не может понять этой восторженной радости, которою я был проникнут; в особенности же оставляя такой бедный скучный край, как Ситха, где должно претерпевать всякия лишения и скуку. Эти 4 года показались мне 20-ю годами; так много я вытерпел.

Маленький мой кораблик приготовился к походу; с неусыпным рвением наблюдал я за его вооружением и нагрузкою.

 1821 г. 1 мая, поутру я с семейством перебрался на корабль; в 11 ч. отслужили на нем молебен о благополучном путешествии, после чего М.И.Муравьев (присланный мне на смену, главный правитель всех колоний)  и все чиновники приглашены были на завтрак.

 2 мая сделалась пасмурная погода с дождем, при тихом ветре от SW. Поутру остальные люди перебрались на судно; нагрузили дрова и вынули один якорь; в 11 часов мы съехали на берег, отслужили в церкви молебен; я простился со всею командою крепости и порта, которая для этого выстроилась во фронт. Не могу умолчать, что многие их служителей и чиновников плакали, разставаясь со мною; подобная сцена растрогала меня самого до слез. Благодарю Бога, я был счастлив тем, что почти все меня любили.  Попрощавшись с командою, я зашел ко всем чиновникам проститься, обедал у М.И. и после обеда возвратился на корабль. В 4 часа пополудни мы снялись с якоря при самом тихом ветре от NW и перешли на восточный рейд под парусами. В этот же день привезена с берега остальная вода и запасной рангоут. Поставили барказ на ростры и все уложили и увязали. Палуба была вся завалена разным служительским экипажем, канатами, запасными парусами, бочками в водою и частью компанейским грузом, который не могли поместить в трюм. Во всю ночь был штиль (совершенная тишина).

3 мая в 11 часов приехал Мат. Ив. С чиновниками, привез все бумаги и на дорогу хлеб-соль: 2  курицы (Надо знать, что курица стоила 5 руб. и 10 яиц тоже до 5 руб.; а иногда их ни за что нельзя достать. Видно – это значительныя вещи, что главный правитель и мне, бывшему главному правителю, привез их в подарок.) и ½ боченка картофеля. Просидевши до 12 часов, мы распростились окончательно, и мои гости отправились на берег. Дай Бог всякому так дружелюбно разставаться со всеми, как мы тогда разстались.

Когда отвалила шлюпка с главным правителем (М.И.Муравьевым), мы прокричали три раза: ура! Нам отвечали тем же три раза, и еще троекратное ура с нашей стороны и затем салют семью выстрелами был им ответом.

Дождь шел до вечера; в 6 часов начал дуть ветерок от NW; мы выпалили две пушки и стали сниматься с якоря. С берега тотчас приехал лоцман и два барказа для буксира, также помощник главнаго правителя Хлебников и командир шхуны «Чириков» - Бенжемен. Но мы не успели еще сняться, как ветер подул SW, а потому опять закрепили паруса. 4 мая утром хорошая погода и штиль. К нам приезжало множество колош, привозили зелень и рыбу, морельки, байдарки и проч. Два тоёна просились в каюту, но я отказал. За столом у нас был хороший суп из мамаев (особый род ракушек, довольно больших)  с зеленью.

В восемь часов тихий ветерок, подувший от NO, заставил нас сняться с якоря, выпалить пушку для барказа и лоцмана. В 9 часов мы уже были под всеми парусами и буксировались. К нам приехали г.г. Хлебников и Грибанов для провода. Благополучно выбравшись из островов на бухту, мы приближались к Кулачкову острову. Ходу было до 2 узлов; ночь ясная и лунная. В половине 11 часа ночи простились м г.г. Хлебниковым и Грибановым и отпустили байдару. Бот «Баранов» снялся получасом после нас, он шел также буксиром и под парусами и догнал нас в 11 часов. В это время отпустили лоцмана, а в 12 часов прошли на траверзе о. Кулачкова, ветер NO, ходу до 3 узлов, мы взяли курс SW Б.S. Итак, прощай, Ситха, увижу ли я тебя когда-нибудь? Нет, я не имел намерения возвратиться сюда: ничто ни привлекало меня сюда, но при всем том какая-то грусть  лежала на сердце. С сожалением оставлял я ту страну, где приобрёл себе любезную подругу жизни; ту страну, которою я с честью и, могу сказать, с похвалою управлял 4 года. В этой стране Господь благословил меня семейством и благодарение Господу, честными трудами я нажил себе маленькое состояние, получая жалованья 30 т. Асс. Я мог половину оставлять в экономии. В 30 лет и в чине лейтенанта я занимал такое высокое место, без всяких протекций. Дай Бог, чтобы мои дети были так счастливы, как я, бывши в Америке.

Не знаю, что думала моя жена, разставаясь с родиной! Она оставляла родину и родных. В это время ей было только 18 лет. У нас был один сын Александр по третьему году, притом она была беременна. В такой трудный и дальний путь мы отправлялись без женщины для прислуги. И хотя жена моя по природе и по молодости имела безпечный характер, но все-таки грусть напечатлена была на лице ей, и тихия слезы невольно орошали глаза и текли по щекам. Она была задумчива и молчалива. Любезная, предчувствовала ли ты, что навсегда оставляешь твою родину, - страну, хотя и бедную по природе, но дорогую по священному имени – родина! Многие из креолов  были вывезены отсюда (более 12 человек) в Петербург для обучения разным наукам, особливо мореплаванию и кораблестроению. Из содержали прекрасно, они ни в чем не имели недостатка, но возвратились только двое, прочие все умерли с тоски и от климата получили чахотку. Такой жребий ожидал и тебя, моя безценная и любимая подруга жизни, ты была в цветущих летах, крепкаго сложения, суроваго воспитания, привыкшая переносить все трудности жизни и суровый климат. Мог ли я вообразить, что столица России будет твоим гробом во цвете лет твоих. Если бы я это знал, то никогда, никогда не повез бы тебя в Россию, не разлучил бы с родиною, лучше сам остался бы навсегда в этих диких пустынных странах Америки!

5 мая. Ясно, тихий ветер от NO; мы шли под всеми парусами, имея от 2 до 3 узлов ходу. В полдень были в 30 милях от мыса и горы Эджком. Весь берег Америки на далекое разстояние был виден. Горы, одна другой выше, синелись дали; вершины их были покрыты снегом. В особенности гора Эджком, как ближайшая, ярче отделялась от других и была более заметна; это потухший вулкан, имеющий вид отрезаннаго конуса, вершина котораго покрыта снегом. Сопутник наш, бот «Баранов» был в виду. Это маленькое судно, почти барказ, всего сорок футов по палубе, построено было в Ситхе по моему чертежу и под моим наблюдением их тамошнаго кипариса,  прежде оснащено было шхуною, но М.И. Муравьев, приказал вооружить ботиком. Оно имело хорошия качества: круто лежало к ветру, хорошо поворачивало, мало крепило и покойно восходило на валы, но ход его не был отличный, и, как я полагаю, от того, что мал рангоут. Мачты и наружность были невелики, потому что такой маленький ботик отправили через океан в Уланашку, на Котовые острова и далее. Я полагаю, что шхунное вооружение для этого судна было бы лучше.

6 мая. В полдень мы находились от м. Эджком в 50 милях, -  берега Америки скрылись.

 10 мая в полдень мы разлучились с ботом «Баранов».

Плавание от Ситхи до о. Атхи было самое благополучное, бури почти не было. На о. Атхе мы простояли с неделю. Гавань небольшая, но покойная и закрытая. Мы сдали посланные туда товары для одежды и провизии, получили пушные товары для отвоза в Охотск и отправились снова в путь.

Плавание океаном до Кукрильских островов было также благополучно; ничего особенно примечательнаго не случилось. За двое суток до прибытия к Курильским островам, мы имели обсервацию, по которой верно определили широту и долготу места корабля (последняя определялась по разстоянию луны от солнца; - хронометра не было). Ветер дул крепкий попутный от SO, ходу до 8 узлов. К вечеру сделалось пасмурно, пошел дождь и развело большое волнение. На третий день после обсервации, мы считали себя по счислению в виду Курильских островов. Я намерен был пройти между 3 и 4 островом. Ветер крепчал, с мелким дождем от OSO дул порывами; пасмурность усилилась; в одном кабельтове ничего не видно; мы убавили парусов и остались под одними рифельными марселями и стакселями. В полдень, считая себя в 10 милях от Курильских островов, мы привели к ветру на правый галс и держались под одними штормовыми стакселями и грот-марселем со всеми рифами. Ветер-шторм, развело страшное волнение. Из целаго неизмеримаго Восточнаго океана иногда волны перекидывало чрез корабль; грот-марсель изорвало; мы остались под одними шторм-стакселями почти в дрейфе и волнением нас несло на Курильские острова, которых за пасмурностью нельзя было видеть. В 2 часа пополудни, сквозь туман, на левый крамболь под ветром, усмотрели высокий берег. Страшная скала грозила разбить наш кораблик в куски. Ге более пяти минут мы ее видели, и она показалась нам, кажется, как будто для того, чтобы еще более устрашить нас. Новый порыв ужаснаго ветра, с большою пасмурностью, закрыл от нас эту скалу смерти. Мы тотчас стали поворачивать через фордевинд на другой галс, чтобы отойти от угрожающаго нам бедствия. Моряки знают, как  опасно, и как должны быть осторожны при повороте через фордевинд в жестокую бурю, при ужасном волнении.  Но опасность еще больше, когда известно, что над ветром близко берег, который закрыт пасмурностью. Но, благодарение Всевышнему, который Один управляет и спасает человека, мы благополучно повторотили на левый галс. При всем том наше положение было ужасное. Мы точно не знали, где находимся: против пролива ли, и какого именно, или против средины острова? Сильный ветер и страшное волнение из океана прижимало и несло нас к островам, которых за пасмурностью нельзя было видеть. Что было делать? Если остаться на ночь, то ночью нас могло выкинуть и разбить о скалы; если спуститься на удачу, хорошо попадешь в пролив, до и то в какой? Есть весьма тесные, опасные, усеянные подводными камнями. Из истории русскаго мореплавания по Охотскому морю и Восточному океану известно, что более всего разбивались корабли на Курильских островах.

В таком бедственном, отчаянном положении я пошел в каюту, чтобы помолиться угоднику Божию Николаю Чудотворцу, который спасал меня много раз, и потом решился спуститься, надеясь  по милости Божией, попасть в пролив. Схожу в каюту и застаю жену на коленях в слезах перед образом с ребенком на руках. Это еще более поразило меня. Я тут же упал на колени, принес короткую, но усердную и теплую молитву со слезами Господу Богу и Его святому угоднику Николаю Чудотворцу. Обнял жену и сказал: молитесь, молитесь, молитесь! Теперь наступает решительная минута, одна надежда на Бога! Вышел на палубу, собрал всю команду, объявил им, что мы находимся  в большой опасности, но никто, как Бог; робеть не должно, а всякий до последней минуты должен из всех сил работать и слушать мою команду. Я намерен спуститься в пролив, ступайте по местам! И начал командовать спускаться. Это было часов в 5 пополудни. Мы пошли на фордевинд, под малыми парусами, имея ходу до 7 узлов. Через час после этого показалось много морских птиц, и, наконец, киты; кроме того, вскоре мы попали в струю спорнаго течения (называемого сулой). Все это служило признаком, что мы должны находиться в проливе. Это обстоятельство много нас ободрило и порадовало. В 7 часов мы увидели с правой стороны, верстах в 3-х, высокий утес. Какая прекрасная картина: порывистый ветер гнал наш маленький кораблик, сильное спорное волнение кидало его во все стороны, а иногда волны перебрасывало через палубу по обеим сторонам. Не в дальнем разстоянии шли киты, иногда перерезывая нам путь и испуская высоко фонтаны воды. Множество морских птиц вилось над нами и над проливом, часто спускаясь и ныряя в воду; в числе их огромные красивые альбатросы парили картинно в воздухе, другия садились на бурныя волны. Позади нас, как стена, стояла густая, непроницаемая мрачность, но впереди, к западу, небо прояснивало. Вскоре впереди нас, посредине пролива, мы увидели маленький островок и потом налево вдали высокий остров. Это утвердило нас, что мы находимся в том самом проливе, куда намерены были идти, и что счисление наше имело погрешности не более 10 миль. К 9 часам вечера мы совершенно прошли пролив и вступили в Охотское море. Небо прояснило; солнце было на закате; за нами на большое разстояние от NO до SO видны были Камчатский мыс, Лопатка  и  гряды Курильских островов; почти все они возвышены, и большая часть имеет вид потукших сопок. По ту сторону островов, к востоку, была густая мрачность, а к западу ясно.

Гряда высоких Курильских островов, простирающихся от севера на юг удерживает густой, мокрый туман и дождь, который нагоняет морской восточный ветер их океана. В Охотском море стихло, потом задул северный  ветер, который перешел к северу–западу. Мы легли на правый галс и суток двое лежали этим курсом, так что вдали увидели остров Сахалин,  лежащий против устья реки Амура и принадлежаций Японцам. Огромный остров этот лежит в умеренном прекрасном климате, имеет плодорордную почуц: хорошо родится рис. Остов населен и обработан. Я уже упомянул, что Сахалин лежит против устья реки Амура, весьма близко к материку. При этом смею изложить мое мнение: для пользы нашего государства, в особенности для Охотской и Камчатской областей и для наших колоний в Америке, должно стараться России приобресть реку Амур в свои владения или иметь ее границею с Китаем. А потому и остров Сахалин весьма бы полезно присовокупить к нашим владениям. Купить ли, выпросить, трактатом утвердить, или как иначе, только необходимо надо это сделать. Тогда и Сибирь наша будет процветать, и сообщение с Охотским морем, с Камчаткою и с колониями в Америке будет удобнее. Притом, если Россия не завладеет Амуром и Сахалином, то надо опасаться, что другия государства (Англичане, Американцы Соединенных Штатов или Французы) предупредят нас, а этого никак не должно допустить.

В Охотском море долго держали нас противные ветры. Наконец, 26 числа июня мы подошли на вид Охотскаго порта, против устья реки Охоты, стали на якорь и требовали лоцмана, который на другой день и приехал.  Надо знать, что вход в Охотск весьма затружнителен, устье усеяно мелями, отрвя наносным песком изменяются, притом средняя глубина не более 10 фктов, а корабль кормою сидит 12 футов. А потому мы  снялись при приливе с моря, рассчитывая прийти на мелкое место в половине прилива, когда вода прибудет; корабль поставили на ровный киль. Ветер был попутный, брамсельный; корабль шел со скоростью до 7-ми узлов. Лоцман сказал, чтобы якорь был на-готове; вся команда стояла на местах и готовилась убирать паруса и ко всякой работе. Команда моя была опытна, надежна, и вскоре все было готово. Когда мы приблизились к самому устью реки, где был узкий проход между берегами, и едва только стали входить в него, как раздался крик лоцмана: «Кидай якорь!» который в ту же минуту был опущен и задержал корабль, отчего тот стал поворачивать в самом узком месте, приходя на якорь. Но тут было так узко, что корма не могла миновать и ударилась на мель, нос также не мог повернуться и тоже сел на мель. Таким образом корабль стал совершенно поперек устья реки. Между тем с моря прилив гнал еще воду, да и ветер был с моря,  и  потому корабль повалило совсем на правый бок, который вместе вс двумя-тремя досками палубы был в воде. Волнения не было, а потому корабль не било, но мы очень опасались, что вода скоро тронется на убыль, тогда течение бывает чрезвычайно сильно, иногда до 8 узлов, потому что в одно устье сходятся две реки Охота и Кухтуй, которыя текут весьма быстро, особливо после дождей.  А потому корабль мог быть снесен на отмели и разбился бы, как это нередко здесь бывает. Для предупреждения несчастия, мы немедленно завели большой верп с кормы и якорь, а вместе с тем стали кое-что выгружать, чтобы облегчить корабль. И, слава Богу, стащили корму и корабль провели в реку. Поставили и ошвартовали близь самаго берега, около стараго порта. В целом мире я не видал ничего хуже Охотскаго порта. Входить в него и выходить вон весьма трудно, по мелкости фарватера и частой его изменяемости; от наносных из реки песков устье весьма узкое, от двух рек, падающих одним  руслом в море, течение весьма быстрое, когда вода идет на убыль; притом в самых реках бывает так мелко, что корабли при малой воде касаются сели и ложатся на бок. Но благодарение Господу, мы благополучно прибыли в Охотск.

28-го июня. Пребывание в Охотске.

Начальник Охотскаго порта и области был мой приятель и сослуживец Влад. Григ, Ушинский, а потому я приятным долгом считал быть у него. Итак на другой день в 10 час. утра  поехал к нему на шлюпке. Я прежде упомянул, что порт и город перенесены на левый берег (т.е. к востоку) устья реки, а компанейская контора и квартира для меня находились в старом порте. Переезжать через устье, когда вода идет на убыль, т.е. при морском отливе, надобно с большою осторожностью, должно держать выше от устья, сколько позволяют отмели, а иначе шлюпку унесет в море и разобьет или перевернет на банках, - что несколько раз и случалось, даже с самим начальником Якутской и Охотской областей, почтеннейшим М.Ив. Миницким, о чем он сам мне рассказывал, а также г. Ушинский и другие это подтвердили. Г. Миницкий, переезжая на шести-весельной шлюпке во время быстраго отлива, попал в струю сильнаго течения; несмотря на все усилия весьма хороших и сильных гребцов они не могли выгребсти, и их из устья вынесло в море и бросило на банку, где шлюпку бурунам перевернуло. Сам Миницкий едва был спасен, а двое из его матросов утонули; шюпку разбило. Но я проезжал и потом несколько раз переезжал устье благополучно, потому что был весьма осторожен.

Г. Ушинский принял меня дружески, весьма радушно, отрекомендовал жене. Милая прекрасная женщина всячески старалась сделать приятным наше пребывание в Охотске. Мы пробыли здесь до 22 июля и проводили время вместе. У Ушинскаго в это время гостил эксцентрик англичанин, капитан английскаго флота г. Кохран, знаменитой английской фамилии: дядя его лорд Кохран, известный адмирал, отличавшийся во многих сражениях. Этот чудак, капитан Кохран, вздумал обойти пешком вокруг света. Стоит того, чтобы описать историю его путешествия. Из Англии он проехал пролив на корабле, потом чрез Францию, Германию и Польшу пешком прибыл в Петербург и был представлен Императору Александру. Государь принял милостиво и предупредил его, что путешествие по России, особливо по Сибири до Якутска, Охотска и до Камчатки, весьма трудно и сопряжено с опасностью, - это не то, что по Европе. Но если он не изменяет своего намерения, то Государь предпишет, чтобы во всех местах ему оказываемо было всевозможное пособие. И, действительно, об этом было предписано губернаторам. Итак, капитан Кохран отправляется пешком с небольшой котомкой ха плечами, в которой у него было запасное белье, пара сапог и пара запасных башмаков. Денег он с собою брал мало, а отсылал по почте вперед, в следующий город. Надо знать, что этот чудак, когда пошел их Петербурга, то ни слова не знал по-русски.  На пути от одного города доследующей станции на него напали разбойники. Он сам мне об этом разсказывал. Это случилось летом 1820 года. Его обобрали с ног до головы. При чем он просил воров, чтобы они оставили ему по крайней мере хоть рубашку, брюки и башмаки, но они рубашку сняли, потому что она была хороша, из английскаго полотна, новая, той же участи подвергнулись и брюки; ему оставлен был  как на смех, один жилет и башмаки. «Просил я их», говорил мне англичанин, «чтобы по крайней мере оставили бы мне брюки, а взяли жилет, но мошенники не согласились». Воображаю какова была его фигура; без сорочки, в одном жилете м башмаках, без исподнего платья. В таком натуральном наряде, как Адам. Он прошел 10 верст, до перваго селения. Там объявил о своем несчастии. Его приняли, одели, накормили, дали знать в город и оттуда в Петербург. Доложили Государю, который приказал непременно, во что бы то ни стало, отыскать воров. К удивлению, через неделю их нашли, и вещи доставлены были англичанину в след, не помню в какой город. Он удивлялся такой исправности нашей земской полиции и говорило: «в Англии бы не нашли». После этого он шел благополучно без особенных приключений до самаго Иркутска. В Иркутске, как и везде, он был принят радушно. Губернатор обласкал его и поместил у себя в доме. Потом наш путешественник отправился далее – в Якутск. Но в маленьком заштатном городке Зативерске с ним случилась ужасное происшествие: казаки схватили его как беглого, и привели к комиссару (т.е. к городничему или исправнику), на беду тот придерживался чарочки и был подвипивши, а потому принял его в допрос. Англичанин показывает ему свой паспорт, в котором и по-русски и по-английски сказано, что он капитан английскаго флота, и что предписывается не только чинить ему свободный пропуск, но даже оказывать всякое пособие и, когда потребует, безденежно давать подводы, провожатых и проч. Но подгулявший комиссар не поверил документу: «знаем мы вас, ты беглый или шпион, и паспорт фальшивый, сам сделала, какой ты капитан, и рыжая борода, и пойдет ли капитан пешком; давай палок»! И приготовился вздуть его палками. Англичанин лично говорил мне об этом, а Ушинский на ухо мне прибавил, что и вздул его порядком. Вот сильныя ощущения для их искателя! Наконец, несчастному путешественнику удалось упросить комиссара отослать его к губернатору. «Я тебя сам свезу», прибавил тот, и, заковав его в железо, отправился с ним в путь, надеясь заслужить большую награду за то, что поймал и провез такого важнаго, как он думал, преступника. До Иркутска от Зативерска, кажется, будет верст 500. Привозит он его скованнаго к губернатору ночью, просит немедленно доложить, что поймал и привез весьма важнаго преступника. Губернатор вышел в залу: «где же арестант»? -  «Здесь, Ваше Пр-во, в передней»! – « Приведите сюда»! Вот его вводят в цепях. Можно представить себе, каково было удивление и гнев губернатора и смятение комиссара! Немедленно сняты были оковы, с прибавкою тысячи извинений заставили комиссара просить прощения, а иначе обещали в тюрьму или в солдаты, чуть не в каторгу. Комиссар был уничтожен, готов валяться в ногах. Но Кохран простил его. Отдохнувши несколько дней у губернатора, кап. Кохран отправился опять в дорогу и благополучно прибыл в Якутск. В этот год послана была экспедиция, под начальством флота капитана Врангеля, для описи Северной Сибири.

Барон Фердининд Петрович Врангель знаменитый изследователь Полярных стран, родился 29 декабря 1796 года, в г. Пскове. В 18187 году под командою капитана Головнина, он на шлюпе «Камчатка» совершил кругосветное плавание, во время котораго, как морской офицер, обнаружил выдающиеся способности, почему и был назначен начальником экспедиции для изследования северных берегов Восточной Сибири. Так как все предыдущия попытки изследовать эти берега на мореходном судне окончились неудачами, то адмиралтейский департамент признал за лучший способ произвести опись «Студенаго моря» сухопутной экспедицией. Устроив себе постоянную квартиру в Нижне-Колымске, Врангель предпринимал отсюда поездки на собаках вдоль северных берегов Сибири, изследовал их и составил им опись. Результаты своих трехлетних изысканий он изложил в художественно написанном сочинении, изданном в 1841 году. В исходе зимы 1828 года директор Северо-Американской Компании предложил ему принять должность главнаго правителя Российско-Американских колоний.  В ноябре 1830 г. Он прибыл с семьею в Ситху, где пробыл пять лет, заботливо относясь к туземцам. В 1836 году Врангель, произведенный в контр-адмиралы, назначен был директором корабельных лесов, а в 1838 году, занимая эту должность, принял на себя заведывание делами Росс.-Амер. Комп., в  1840 году он был избран главным дирктором ея и пробыл им до 1849 года. После того последовательно занимал должности: дирктора гидрографическаго департамента, председателя комиссии по пересмотру морских уголовных законов, председателем ученаго комитета и инспектором штурманов  и, наконец, управляющим морским министерством. 25 мая 1870г.,  -->

Copyright MyCorp © 2024 | Сделать бесплатный сайт с uCoz