Аляска - Русская Америка -
Российско-Американская Компания

Моя родословная.

Я родилась в Москве на Арбате в 1927 г. Мои родители до моего рождения прожили 6 лет. Других детей до и после меня у них не было. Жили мы на Тверском бульваре в доме 8. Это был до революции доходный дом, где жили богатые люди. Наша квартира принадлежала генералу Чихачеву и его сестрам, Квартира была большая: десять комнат, две передние, три кладовые, огромная кухня, ванная, дополнительно два санузла, длинный коридор, большие окна, паркет, кафель, потолки 4,5 м.
В разных концах коридора, в двух комнатах квартиры, после революции поселились мои будущие бабушка с дедушкой с дочерью Верой и моим будущим отцом Борисом. Дедушка был купцом I гильдии из г. Данилова. В революцию он все отдал, работал в Главконсервсиндикате, и его не преследовали. В семье деда было восемь живых детей. Старший сын Пантелеймон с женой и сыном Олегом поселился на Арбате. Старшая дочь Серафима с мужем и сыном Владимиром в Останкино, Манефа в Ташкенте, Надежда в Ленинграде, а Александр и Алексей эмигрировали в Америку. В 1921 г. мой отец поступил в ГИС (Государственный институт слова) на редакторский факультет, там же училась моя будущая мать (режиссерский факультет). Они поженились и стали жить с родителями отца на Тверском бульваре. Моя мать приехала из Варшавы в 1914 г., когда началась первая мировая война. Тогда Варшава была в России. Отец ее был русский, мать полька. Отец окончил Варшавский университет, был председателем цензурного комитета и преподавал в варшавской гимназии русский язык и словесность.
Дедушка со стороны отца умер, когда мне было два года, бабушка раньше. Прожив 11 лет, родители разошлись. Мне было четыре с половиной года. Заботы обо мне они поделили. Мы все продолжали жить в разных комнатах нашей квартиры. Мать работала. Отец жил со своей няней Пырой (Наталья Дмитриевна Пырина), поэтому ему поручалось меня кормить и покупать мне обувь. У мамы я жила, и она меня одевала. Папина няня вырастила моего отца и других дедушкиных детей. Меня она любила. Рассказывала мне сказки, которых знала множество, вкусно кормила, водила в церковь, покупала просвирочки. Когда отец женился, ей пришлось уехать на родину в г. Любим. В молодые годы ей не повезло с мужем, они расстались, и она посвятила всю свою жизнь семье деда. Два ее брата работали поварами в г. Петербурге. Когда у деда намечались праздники, они приезжали и помогали готовить. После отъезда Пыры я больше о ней ничего не слышала. Возиться со мной ему помогала сестра Вера, живущая в квартире над нами. Она детей не имела и не работала. Ее муж дядя Коля был инженером по текстилю.
После развода родителей меня отдали в детский сад. Я была домашним застенчивым ребенком и ненавидела хрящи в супе, молочные пенки, мертвый час и всю эту казенщину. Как только немного освоилась, стала убегать домой, благо детсад был близко на Спиридоновке. Меня оставили в покое, я опять была дома. До развода родителей на лето снимали дачу в Серебряном бору или Покровском-Стрешневе, а теперь стали отправлять с детским садом в колонию-лагерь. Я соглашалась ехать, если меня скоро заберут и не будут стричь наголо, как это делали со всеми детьми. Я никогда не забуду, как один мальчик просил оставить ему челочку. Парикмахер согласился, а потом нарочно оставил ему волосы на макушке, которые пришлось состричь! Мальчик так плакал! Перед отъездом в колонию на необходимые там вещи пришивали метку. Я тоже готовилась, брала с собой маленького резинового пупсика, которому из тряпочек, прорезав дырочки для ручек, делала платьица, и металлическую птичку. Каждый родительский день, невзирая на погоду, ко мне приезжали родители. Привозили много вкусных вещей, но сидели отдельно, а я бегала между ними. Я любила их одинаково и очень страдала. С их отъездом наваливалась тоска. До конца смены я не выдерживала. За мной обычно приезжала тетя Вера и забирала домой.
В 1935 г. меня отдали в школу. Училась я хорошо и никакой казенщины, как в детском саду, не ощущала. До школы и всегда родители уделяли мне максимум внимания. С раннего возраста водили в театры и музеи, много рассказывали и показывали.
Прошло около двух лет. В этот период не случилось ничего особенного. Дни шли за днями. Я все также жила между отцом и матерью. Папа по воскресеньям водил меня в зоопарк или на выставки в художественные галереи, мама в театры. 0ссбонно мне запомнился «Недоросль» в Театре Революции и «Принцесса Турандот» в театре Вахтангова, где по воскресеньям можно было воспользоваться откидными стульчиками, предоставляемыми для родных и знакомых. Мы часто туда ходили и обычно попадали на «Турандот». Я видела этот спектакль раз десять. На школьные каникулы покупали абонементы в Филиал Большого театра, и до войны я просмотрела и прослушала весь репертуар. Зимой по воскресеньям с мамой ходили в Парк культуры им. Горького, катались на коньках, потом шли в столовую и кино, там посмотрели «Мы из Кронштадта», «Петр I», Суворов» и многие другие хорошие фильмы. Вечером шли к бабушке на Остоженку, а потом домой. Подъезд нашего дома запирался на ночь. Приходилось звонить лифтерше Марии Акимовне.
В нашей многонаселенной квартире у меня были друзья. Основным был Юрка. Он был старше на четыре года, но всегда во всех случаях мне помогал. Он был очень способным, хорошо учился, любую проблему мог представить так, что дураку становилось понятно. Да и по житейским проблемам — починить электроплитку, свет, радио и т. д. — мы с мамой обращались исключительно к нему.
Игрушек у меня было достаточно, но я любила выдумывать сама. В передней стоял старый комод, в нем отец оставлял ключи от своей комнаты. После занятий в школе я быстро делала уроки и, пока папа был на работе, шла в его комнату играть. Мне очень нравился его большой письменный стол, покрытый зеленым сукном. На столе лежал бювар — лакированная с японками папка для бумаг — и под стать ей деревянный нож для разрезания бумаг тоже с японками. На столе было множество вещей, привлекавших мое внимание. Стаканчик, наполненный зелеными и белыми шариками для ручек и карандашей, фарфоровая чернильница-непроливайка, лампа под большим зеленым абажуром из двойного стекла, длинная металлическая коробочка, наполненная этикетками от спичечных коробков, которые папа собирал годами. Слон из черного дерева с бивнями из слоновой кости, которого папа полировал рукавом своей курточки. Мне нравилось на столе играть пуговицами. От старых вещей у мамы их хранилось много. С пуговицами я разговаривала, разыгрывая цены из своей детской жизни. Пуговицы для меня были детьми и взрослыми, красивыми и некрасивыми. Они имели имена. Были папами и мамами. Все они жили на папином столе. Они ходили в детский сад и школу, строились парами, у них были руководительницы. Они играли, дрались, не слушались родителей, плакали. Когда не хватало места на столе, приходилось переводить их на пол. Однажды я срезала все пуговицы с маминого платья, поставила их в пары и повела гулять. Мама была в ужасе, но мне не попало.
Я любила петь. Садилась за папин стол, брала карандаш, стучала по металлической коробочке и пела. Потом мама купила мне цимбалы с молоточками. Любила ловить мух. Отрывала им крылья и пускала их ползать по голым ногам.
У отца было много прекрасных книг, мне разрешалось их брать и читать, но всегда меня предупреждали: не перегибай книгу, не загибай страниц! Я рано и много прочитала по собственному усмотрению того, что было рано и ненужно. Детских книг покупалось мне много. Выписывался журнал «Юный художник» и «Пионерская правда».
Я старалась быть смелой, хотя была страшной трусихой, поэтому, когда делали прививки, шла всегда первой. Когда меня спрашивали, кем я хочу быть, говорила «балериной или матросом», а если видела, что у мамы плохое настроение, говорила «Выйди замуж за матроса».
В одно из лет мы с мамой побивали в Крыму. Жили в Судаке. А с 1937 г. и до войны я уезжала на все лето к тете Мане на Волгу в Тутаев, где были козы, куры, овцы и поросята. Эта закалка помогла мне пережить голод и холод в войну.
Моя мать очень любила отца, но была слитком требовательна и нетерпима. Во всем слушалась свою мать, и у нее был слишком жесткий характер. Она не нашла общий язык с родными отца после смерти деда. Отец был более мягок, но слишком упрям. Когда они разошлись, она никак не могла понять, почему он к ней переменился, и придиралась к нему по пустякам, используя меня. Были шумные скандалы на всю квартиру. Я мучилась.
У отца было два близких товарища: Алексей Савельевич Магид — учитель литературы, и Борис Сергеевич Евгеньев — литератор, который одно время был редактором журнала «Молодая Гвардия». Они часто приходили к нам. Все трое были очень интересными людьми. Так же как отец, они писали стихи, рисовали. Их разговоры можно было слушать часами. Самому отцу мало приходилось заниматься литературой. Как сын купца он «не высовывался» и работал на Фабрике «Труд» начальником планового отдела. Любимой литературой занимался дома. Писал рецензии, печатался во многих газетах и журналах. Сколько я себя помню, он все время писал.
Жили мы с мамой очень скромно. Ей часто приходилось менять работу. Несмотря на хорошее образование, а она знала три языка — немецкий, французский и польский, попадала под сокращения, которые тогда были часто. Причина была в том, что родилась в Варшаве, да и родственники ее, которые занимали видные военные посты, после 1937 г. все сидели. Несмотря на это, у нас дома часто собирались мамины подруги, с которыми она училась в ГИСЕ. Они читали стихи, рассказы. Я была их бессменным суфлером и потому очень много, особенно Пушкина, знала наизусть. Впоследствии мама ставила любительские спектакли и была членом ВТО.
Перед войной отец женился, а мама вышла замуж за Савелия Борисовича Векслер. Теперь, как я говорила, у меня стало две мамы и два папы и появилась семья! Я сразу стала уверенней и смелей и стала лучше учиться.
До лета 1941 г. мы все продолжали жить в нашей квартире. Из родных отца я общалась с тетей Верой, которая была в курсе всех моих похождений, дядей Паней и его сыном Олегом, а также тетей Симой в Останкине. Об остальных родственниках знала только по рассказам. Мамины родственники — бабушка, тети Таня и Оля, дочь Тани Светлана и муж тети Тани генерал Краснощеков — жили на Остоженке в доме 13, кв. 13. Сейчас его уже нет. Мы с мамой часто там бывали. В 1937 г. генерала Краснощекова арестовали (реабилитировали посмертно в 1960 г.). Тетю Таню не брали на работу, у бабушки была мизерная пенсия, тетя Оля работала медсестрой. Денег катастрофически не хватало. Поэтому с согласия своего мужа мама всю свою зарплату отдавала им. Сын бабушки мамин брат Борис Владимирович Милонов с сыном Олегом и женой Натальей жили на Полянке. Дядя Боря был одним из ведущих хирургов, его сын Олег тоже впоследствии стал хирургом. С бабушкой дядя Боря общался очень редко, что-то они не поделили. Я его маленькая боялась, думала что он поймает и что-нибудь отрежет, поэтому пряталась под столом. После маминого замужества я стала жить только с ней, и все у меня стало нормально.

Моя родословная.
Моя родословная. (Домашнее расследование) Часть 1
Моя родословная. (Домашнее расследование) Часть 2