Мой сайт

Николай Петрович Резанов
Забытые страницы выдающейся судьбы

Музыкальный спектакль Алексея Рыбникова “Юнона и Авось” — украшение репертуара русского театра. Уже более четверти века постановка пользуется неизменным успехом. На сцене много такого, что заставляет зрителя не просто сопереживать, но и задуматься: существовал ли на самом деле тот, кто выведен главным героем? А если был в истории такой реальный камергер Резанов, то почему о нем, о его служении потомкам мало что известно?

Вымысел в “Юноне и Авось” преобладает. Но невероятная судьба героя, обаяние его личности подвигло исследователей на поиски более полных сведений о подлинном Резанове. Постепенно из глубин времени стали появляться свидетельства, документы, факты, полнее и точнее проясняющие обстоятельства его жизни и служения.
Именно Резанова в ту пору министр коммерции, его полный тезка, Николай Петрович Румянцев призвал для выполнения по тем временам масштабной миссии — быть во главе первой русской кругосветной экспедиции, морским походом пройти из Петербурга до Камчатки, главная цель которой — наладить со Страной восходящего солнца торговлю, завязать связи с Китаем и странами южных морей, а также произвести инспекцию российских владений в Русской Америке...
Николаю Петровичу Резанову (1764—1807) к тому времени было 39 лет. Он имел отличную деловую репутацию, был хорошо образован, знал пять иностранных языков, послужил в лейб-гвардии Измайловском полку. Совершил поездку в Сибирь и на Дальний Восток, где изучал возможности строительства морских судов, затем продолжил службу в Сенате под началом графа Н.Г. Чернышова, а затем возглавил канцелярию Гаврилы Державина. Познакомившись с “Колумбом русским”, первопроходцем Г.И. Шелеховым (кстати, женился на его дочери Анне, родившей ему сына Петра и дочь Ольгу, но рано умершей), заразился идеями масштабного освоения русскими побережья Северной Америки, думал над тем, как сделать единой и мощной Российско-Американскую компанию. Резанову удалось передать свои предложения Павлу I, и он был поддержан. Российско-Американское акционерное общество под его руководством было радикально преобразовано. В состав акционеров вошли представители около 400 именитых фамилий. Пайщиком “Русской Америки” стал и сам Александр I.
В рукописном отделе Российской национальной библиотеки автором недавно обнаружены документы, проливающие новый свет на служение Николая Петровича Резанова. “Особая инструкция для Японской Миссии, данная Резанову Министром Коммерции Графом Румянцевым”, а также “Высочайший Рескрипт, данный на имя Действительного Камергера Резанова 10 июня 1803 года”. “Особая инструкция” — интереснейший документ российской дипломатии начала ХIХ века. Он позволяет судить о характере дипломатического творчества того времени, о том, как выстраивались подходы России к достижению довольно-таки непростых целей. Предвидя неизбежные трудности, создатели инструкции очерчивают пределы желаемого и возможного.
Первым делом детально прописаны вопросы, которыми неизбежно будет встречен Резанов японской стороной. Речь придется вести как о государстве, которое посланцу доверено представлять, так и лично о нем самом. В том, что касается российской государственности, Румянцев предписывает Резанову:

“...Вы скажите, что Россия есть первейшее пространством своим Государство в Европе, и объясните границы оного; что климаты в сем Государстве различны, потому что оно занимает полсвета; что Россия могуществом своим содержит в почтении и равновесии всю Европу, Китай, Турецкую империю и Персию; что войска она имеет и пехоты и конницы до 700000; что управляема земля сия Самодержавным Государем, а как Японцы к единому самодержавию имеют почтение, то опишите Самодержавную Российскую Власть во всем ее достоинстве. Вы можете сказать, между прочим, что многие Азиатские Цари и владетели, каковы суть Сибирские, Грузинские и Калмыцкие, покоряясь Его могуществу, ныне просто в числе знатных Его подданных находятся; что Государь Император Российский, приняв Прародительский Престол и увидя обширность границ своих, славными победами Предков Его ознаменованных, положил царствовать в тишине и мире со всем светом. Что Государство Его есть прибежище наук, художества и законов”.

Особо указывается на необходимость быть максимально точным, “действовать с большой осмотрительностью”, на все вопросы “отвечать просто и без притворства”:

“Вас будут весьма подробно спрашивать и о разных вещах, даже и о тех, которые им известны, и ответы Ваши велят записывать. Между прочим будут любопытствовать: какая земля Россия? Как она обширна? Каковы ее границы? Что растет в России? Самодержавен ли Государь оной? Какие он содержит войска? Против кого воюет? Какие его союзники? Какая у него полиция? Какой закон? Какие обычаи, и множество вопросов Вам зададут подобных. Спросят Вас, что Вы за человек? Будучи Его Посланником, в каком Вы качестве и достоинстве? Какая Ваша должность? В каких Вы чинах? Какого рода грамота Императорская? Как она писана? Как запечатана? Как уложена и каким образом Вы ее сберегаете?”.

Пожалуй, самим тонким и наиболее сложным ожидался вопрос о том, как правильно и по возможности точно донести сведения о вероисповедании. Враждебность Японии к христианству виделась Румянцеву одним из главных препятствий, способных повлиять на успех предприятия. Причины, некогда побудившие Японию отгородиться от остального мира, были известны. Поэтому особое внимание уделено тому, как развеять возможные предубеждения японцев к россиянам из-за их религиозной принадлежности.

“...Касательно Духовного закона скажите Вы, что Российский закон совершенно противен Гишпанскому и Голландскому, разделен от оных и догматами и обрядами. Спросят Вас, не зависит ли Государь Российский от Папы по примеру некоторых известных им Монархов? Вы дадите ответы, что Он от Папы нимало не зависит, даже не признает его за Духовную Особу, а сносится с ним как со светским малоземельным Владетелем; что над Российским законом Папа начальства не имеет; что Российский Государь не признает никого Себя свыше и есть Сам непосредственный начальник духовенства Своей земли; что он соединяет кротость с мужеством и имеет власть неограниченную, а со всем сим любит мир и тишину; что кроме тех познаний, каким исполнен вне всей Европы, он жаждет узнать состав Правительства и других частей света. Что при таких Богом вдохновенных дарованиях, поставляя в величайшую цену жизнь и спокойствие людей и радея не только что о Своих подданных, Он и Японцев, кои злощастною судьбою прикинуты были на берег Его владений, возвращает Отечеству и в дар Японскому Императору”.

Главная же цель, ради которой миссия Резанова направляется в Японию, подана ясно и лаконично:

“Важнейший предмет обязанности Вашей — в открытии торга с Японией. Разведывая и прилагая к тому все пристойные с обычаями их средства, представьте им, сколь для обоих Государств выгодно производить торг непосредственно; что от нас будут они получать из первых рук пушные товары, мамонтовую и моржовую кость, рыбу, кожи, сукна и проч., каковых товаров ни от которого народа столь выгодно не получат, а мы взамен получать от них можем: пшено, штыковую медь, шелк и проч.”.

Предвидя отказ японцев на предложения России приступить к полномасштабному взаимовыгодному сотрудничеству, Румянцев советует Резанову попытаться найти компромисс, предложить возможные варианты организации торговли.
Как справился Резанов со своей задачей? Первоначальным планом предполагалось, что миссия на кораблях “Нева” и “Надежда”, сделав краткие остановки в портах Европы, пересечет Атлантику с заходами на Канарские острова и в Бразилию, обогнет мыс Горн, далее, проследовав через Тихий океан, прибудет в порт Нагасаки. По завершении похода в Японию экспедиция придет в российское базовое поселение — Петропавловскую гавань на Камчатке. После разгрузки, отдыха, ремонта судов предстояло осуществить инспекцию опорных пунктов российских поселенцев на американском побережье. Загрузив колониальный товар, планировалось движение экспедиции обратно. Однако с первых дней плавания Резанов начал сталкиваться с обструкцией, учиняемой мореходами, успешному выполнению намеченного маршрута помешали не одни только бури и шторма. Существенную роль сыграл, как водится, человеческий фактор.
По инструкции, полученной И.Ф. Крузенштерном, ему, как опытному мореходу, поручалось лишь командование экипажами судов в морском и дисциплинарном отношении. Резанов же уполномочивался “полным хозяйским лицом не только во время вояжа, но и в Америке”. В документе, подписанном императором 10 июня 1803 года, говорилось:

“Господин действительный камергер Резанов! Избрав вас на подвиг, пользу отечеству обещающий, как со стороны японской торговли, так и в рассуждении образования Американского края, в котором вам вверяется участь тамошних жителей, поручил я канцлеру вручить вам грамоту, от меня к японскому императору назначенную, а министру коммерции по обоим предметам снабдить вас надлежащими инструкциями, которые уже утверждены мною. Я предварительно уверяюсь, по той способности и усердию, какие мне в вас известны, что приемлемый вами отличный труд увенчается отменным успехом и что тем же трудом открытая польза государству откроет вам новый путь к достоинствам, а сим вместе несомненно более еще к вам же обратить и мою доверенность. Александр”.

Оттесненный от заведования всей экспедицией, Крузенштерн увидел для себя не только материальные потери (размер вознаграждения от ожидаемого был несколько урезан), но и утрату лидерских позиций, не ему одному сулящие лавры первопроходца. Это и наложило негативный отпечаток на все предприятие, как и на сведения о нем, поступившие впоследствии в Петербург после завершения плавания. Камергер постоянно наталкивался на сопротивление, злопыхательство, враждебность. Такое отношение передавалось и членам экипажей судов. Напряжению среди командования экспедиции добавил выявившийся факт подлога, совершенный Ю.Ф. Лисянским. “Надежда” и “Нева”, вопреки ожиданиям, не показывали должных мореходных качеств. Приобретенные в Англии Лисянским по весьма высокой цене новейшие суда, как оказалось, таковыми не являлись. Произведенный у берегов Бразилии тщательный осмотр и ремонт обнаружил: корабли отнюдь не новые, а всего лишь подновленные, постройки 1789 года. Их ветхость подтверждалась не только клеймами, найденными ремонтниками на днищах. Корабли не выдерживали серьезных штормовых нагрузок. Это не раз ставило как сам экипаж, так и суда на грань гибели. На рейде у Канарских островов, от стоявших здесь бывалых мореходов, участники перехода узнали: это были “Леандр” и “Темза”, которым пришлось немало претерпеть в морских сражениях...
Из Бразилии Резанов докладывал министру Румянцеву:

“Мы ожидаем теперь благоприятного ветра, но когда пойдем, не могу донести по неповиновению г. Крузенштерна, не говорящего со мной ни слова о его плавании. Не знаю, как удастся мне совершить миссию, но смею Вас уверить, что дурачества его не истощат моего терпения, и я решил все вынести, чтобы только достигнуть успеха”.

Резанов проявлял терпение и благородство до последнего. Тем не менее дипломатический посланник и полномочный министр, камергер Резанов в один из наиболее ответственных этапов экспедиции под угрозой физической расправы оказался заперт в своей каюте. Предъявленный бунтовщикам рескрипт императора на его имя был предан осмеянию. Бунт команды, поднятый Крузенштерном против Резанова, привел к фактическому отстранению его от руководства экспедицией, и до прибытия кораблей в Петропавловскую гавань на Камчатке он практически не выходил из затворничества. О заходе в Японию в это время не могло быть и речи.
В Петропавловске по обращению Резанова к действующему губернатору состоялось расследование. Вердикт грозил Крузенштерну отстранением от командования кораблем, возвращением в Петербург сухопутным путем для предания суду. Капитан предпочел отступить, принести публичные извинения Резанову. Извинения Крузенштерна пришлось принять. Людей, способных профессионально управлять парусными судами, знающих навигацию, в том краю было не сыскать.
После произведенного ремонта “Надежда” двинулась в сторону Японии. Но войти в гавань, сойти на берег ни Резанову, как и никому из членов команды, не дозволялось. Первые встречи отнюдь не отличались гостеприимством. Мореходов долгое время “держали пленниками”. Документы, какие Резанову в конце концов удалось представить, местный губернатор отправил с нарочным в Иедо (ныне Токио), в резиденцию императора. Ожидание реакции официальных властей Японии затянулось на шесть месяцев. Все это время, как потом удалось выведать Резанову, при японском Дворе продолжалась дискуссия о том, как отнестись к контактам с русскими. Один из высокопоставленных японских чинов откровенно сказал: “Время, какое благоприятствовало русским, ушло в прошлое”. К тому времени, когда корабль Резанова появился у японских берегов, “уже шесть лет, как умер последний при Дворе вельможа, кто ратовал за связи с соседом с Севера. После него пришло время противной партии”, — записал Резанов в своем дневнике.
Проявляя завидное упорство, российский посланник пытался вызвать японцев на конструктивный диалог. Подарки, привезенные экспедицией для представителей высшей власти, сначала были приняты, затем возвращены. Попытки Резанова переубедить японских должностных лиц, а также предпринимаемые им демарши результата не давали. Японцы оставались непреклонны. Передав находившихся на его борту ранее спасенных у российских берегов четырех японских моряков, Резанов был вынужден возвратиться в Петропавловскую гавань ни с чем.
К тому времени Крузенштерн, воспользовавшись неопределенностью, продолжать движение к островам Курильской гряды, к берегам Аляски и Северной Америки отказался. Он преследовал другие цели. Ему хотелось опередить находившихся в этом районе француза Лаперуза и англичанина Броутона, занятых поиском пролива, отделяющего остров Сахалин от материка. “Нева”, собственность Российско-Американской компании, отправилась к берегам Аляски. Лисянский, втайне не желая уступать Крузенштерну лавры первопроходца, пробыл у берегов Аляски недолго. “Нева” загружается товаром, пускается вдогонку за “Надеждой”. Не заходя в порты, не считаясь с лишениями, жертвами среди команды из-за нехватки воды и пищи, Лисянский буквально гнал судно. Ему удалось опередить Крузенштерна, на месяц раньше отшвартоваться в Кронштадте...
Увидев своими глазами то, как поставлено дело на Аляске, Резанов в качестве управляющего Российско-Американской компанией принимает решение остаться здесь на неопределенное время. Обстановка, положение дел оказалось хуже всяких ожиданий. Образ жизни колонистов, царящие здесь нравы ужасали. Люди находились на грани выживания. Наладить земледелие, животноводство так, чтобы обеспечивать себя, не удавалось. Если по каким-либо причинам корабли снабжения не могли прибыть на Аляску, наступали голодные зимовки. “Недостаток хлебных припасов повергает людей болезням, голоду и самой смерти”, — докладывал Резанов в Петербург.
Желая спасти дело Российско-Американской компании, он покупает у заезжего американского коммерсанта корабль “Юнона”, приступает к постройке барка “Авось”. Между тем наступило время зимовки 1805—1806 годов, не сулившее ничего, кроме голода. Резанов решается на рискованное в зимних условиях плавание на “Юноне” вдоль континента на юг, чтобы попытаться добыть продовольствие у обосновавшихся в Калифорнии испанских поселенцев. 17 июня 1806 года, ссылаясь на свои прежние донесения, пишет Румянцеву:

“О гибельном положении, в каковом нашел я Российско-Американские области; о голоде, который терпели мы всю зиму при всем том, что еще мало-мальски поддержала людей купленная с судном “Юноною” провизия; о болезнях, в несчастнейшее положение весь край повергших, и столько же о решимости, с которою принужденным нашелся я предпринять путешествие в Новую Калифорнию, пустясь с неопытными и цинготными людьми в море на риск с тем, чтоб или — спасти области, или — погибнуть”.

Тогда в Калифорнии и произошел тот воспетый поэтом любовный роман Резанова с дочерью местного губернатора — с неотразимой испанкой доньей Консепсией (Кончитой) де Аргуэльо.
Между тем Резанов сумел тогда добиться главного: загрузить “Надежду” продовольствием, тем самым избавив русских колонистов на Аляске от голодной зимовки. Далось это ему с большим трудом. И это при том, что гарантий на возобновление торговых операций с Калифорнией получено не было. Оставался один возможный торговый партнер — Япония.
Упорное нежелание японцев открыть взаимовыгодную торговлю наводило Резанова на мысль предпринять попытку решить проблему с позиции силы. Продумав детали военной операции, изучив ресурсы, на которые возможно было опереться, он посылает запрос Александру I в надежде получить монаршье одобрение. Его план был прост: силами колонистов взять под контроль Сахалин и некоторые острова Курильской гряды, лишив японцев возможности использовать их для своих нужд. Тем самым надеялся “принудить” их к торговым переговорам. Только угроза дальнейшего военного вторжения на архипелаг, по мнению Резанова, могла повлиять на непреклонную позицию японских властей. Не получив ответа от монарха, Резанов самочинно санкционирует военную операцию. На кораблях “Юнона” и “Авось” под командованием лейтенанта Н.А. Хвостова и мичмана Г.И. Давыдова — это было фактически все, чем тогда располагала Россия на тех берегах, — была предпринята военная вылазка. В ходе этого плавания русские корабли должны были войти в губу Анивы, истребить находившиеся там японские суда,

“сказав, чтоб никогда они Сахалина, как российского владения, посещать иначе не отваживались, как приезжая для торга”.

Однако разрушение факторий и поселений на Сахалине и Курилах, фактическое изгнание японцев с этих территорий не возымело желаемого действия. Япония безмолвствовала...
Обстоятельства, как видим, не сильно благоприятствовали Резанову. Консервативная традиция, которой придерживалась Япония, казалась непреодолимой. Не удавалось достичь главного: наладить торговлю с близлежащими в регионе партнерами, сбалансировать экономику Российско-Американской компании, тем самым сделать жизнь колонистов на Аляске более или менее сносной. Мореходам Крузенштерну и Лисянскому повезло больше. Торжественное возвращение кораблей в Петербург сделало их национальными героями. Русский Престол после трагических неудач в Европе нуждался именно в таком позитивном событии. Искания Резанова на этом фоне оказались отодвинутыми на задний план.
Приходится признать: Резанов — один из тех государевых людей, кому не удалось полностью достигнуть поставленных перед ним целей. Таких, как он, канувших в безвестность, в истории России гораздо больше, чем тех, кому удалось занять место на почетном пьедестале. Между тем судьба его, старания и устремления, жажда верой и правдой послужить Отечеству — высокий нравственный пример для поколений.
Знакомство с оставленными Резановым донесениями, письмами, инструкциями, дневниковыми записями открывает в нем личность государственного масштаба. “Секретная инструкция Николая Резанова Григорию Баранову”, написанная им в июле 1806 года перед отплытием из Новоархангельска, — своеобразное духовное завещание героя-первопроходца. В нем изложена так и не осуществленная программа системного освоения россиянами Аляски.

“Не знаю, будет ли у вас принят план мой, я не щадил для него жизни. Горжусь им столько, что ничего, кроме признательности потомства, не желаю. Патриотизм заставил меня изнурить все силы мои: я плавал по морям, как утка; страдал от холода, голода, в то же время от обиды и еще вдвое от сердечных ран моих. Славный урок! Он меня, как кремень, ко всему обил, я сделался равнодушен; и хотя жил с дикими, но признаюсь, что не погасло мое самолюбие. Я увидел, что одна счастливая жизнь моя ведет уже целые народы к счастью их, что могу на них разливать себя. Испытал, что одна строка, мною подписанная, облегчает судьбы их и доставляет мне такое удовольствие, какого никогда я себе вообразить не мог. А все это вообще говорит мне, что и я в мире не безделка, и нечувствительно возродило во мне гордость духа”.

Отнюдь не случайно адмирал Ван Дерс (США) впоследствии утверждал:

“Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Резанов на десять лет дольше, то, что мы называем Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией”...

В июле 1806 года Резанов решил возвратиться в Петербург. Добрая молва о нем, замечательном человеке, наперекор обстоятельствам, прокатилась по Сибири.

“Приехав в Якутск, видел я благодарность соотчичей моих, весь город за рекою встретил меня, и наперерыв угощали. Здесь, в Иркутске, еще более видел ласки их, меня задавили поздравлениями. Я из благодарности, хотя без удовольствия, но таскался всюду, и из той же благодарности дал я и городу в доме училища на 300 человек обед, бал и ужин, который мне 2 т. руб. стоил. Из Томска получил нарочного, что город приготовил мне дом со всею прислугою. Здесь также наперерыв принять старались меня. Г-н Ситников, уступя мне прекрасный дом свой, барски меблированный, дает мне стол, экипаж и ни до малейшей не допускает издержки. Остается мне пожелать только того, чтобы мой труд Монарху угоден был, верь, что мне собственно ничего не нужно”.

Это строки из последнего, предсмертного письма Резанова к своему доверенному лицу в Петербурге. Из него также следует, что Резанов к тому времени уже знал о завершении кругосветного плавания “Надежды” и “Невы”. Известно было ему, в каком свете представлен был он и его роль перед государевым руководством. “Слава Богу, все кончилось. Все получили награды, и один только я ничего не желаю потому, что не о том мыслю и ничего не удобен чувствовать”, — заключает он в своем письме.
И последнее, что нам доподлинно известно о Николае Петровиче Резанове: “Отправившись из Охотска 24 сентября 1806 года, Резанов, по свойственной ему неутомимой деятельности, ехал очень скоро, что для слабого здоровья его, обессиленного тяжкими трудами, огорчениями и заботами в течение 3 лет, имело гибельные последствия, — пишет журнал “Русская старина”. — При переходе через реки, покрытые тонким льдом, ему приходилось несколько раз ночевать в снегу. За 60 верст до реки Алдана он занемог жестокою горячкой и без памяти приведен в якутскую юрту. Получив облегчение, отправился через 12 дней далее. В Якутске опять слег в постель и, не поправившись вполне, продолжал путь. Прибыв в Красноярск, вновь захворал и 1 марта 1807 года скончался”. В метрической книге соборной Воскресенской церкви Красноярска записано: “Исповедан и приобщен. Погребен при соборной церкви”.
Спешил ли он в Петербург, дабы испросить согласие царя на бракосочетание с возлюбленной, доньей Консепсией, как уверяет Андрей Вознесенский, или все-таки попытаться снарядить новую экспедицию с целью закрепить русских на дальних берегах, — вопрос, который так и остается не проясненным...
...В 1852 году к берегам Японии направилась большая эскадра “черных кораблей”. Это были одетые в металлические корпуса военные суда под американским флагом. Ее возглавлял командор Перри. Незваные гости смотрелись куда как внушительнее, чем “Юнона” и “Авось” под командованием лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова. Военное снаряжение эскадры выглядело устрашающе. Американскому адмиралу удалось, под угрозой вторжения, склонить японцев открыть свои порты Хокодате и Симода для иностранцев. На этом эпохе изоляции Японии от остального мира пришел конец. Экспедиция русского морехода, генерала Путятина, прибыла в Японию для наведения мостов несколько месяцев спустя. Японско-русские переговоры в г. Симода закончились 26 января 1855 года подписанием первого в истории двух стран договора — трактата о торговле и границах. Начало статьи первой этого документа гласит:

“Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией”.

Источник: http://www.zlev.ru/127/127_31.htm