Второе письмо от 15 февраля 1806 года
Милостивые государи мои!
Вот вам другое письмо из одного места, служащее продолжением прежнему. Вы увидите из него цепь здешних происшествий. "Юнона" возвратилась ноября 12, и я должен отдать справедливость искусству господ Хвостова и Давыдова, которые весьма поспешно совершили рейсы их. О судне "Св. Елизаветы" получили мы известие, что отсюда из пролива унесло его в Кадьяк; там нагрузилось оно кормами и отправилось сюда за неделю ранее "Юноны", но и по сне время здесь его нет, и мы в горшей о нем неизвестности. Судно "Св. Александр" также на Кадьяке и готовилось к выходу сюда, но видно запоздало, и так ежели б не удалось купить "Юноны", то более 500 человек считаю русских и американцев были бы здесь жертвою голода. Вы согласитесь теперь, что прекрасные суда наши одну гибель наносят, но еще более удостоверитесь, что все мои не в пользу нынешнего правления компании заключения были основаны на истинных, к несчастию весьма скором времени стали себя оправдывать. "Юнона" привезла из Кадьяка крайне дурные вести. Из Павловской гавани дано знать в Трех-Святи-тсльскую, что колоши в Якутате всех россиян, числом с женами и детьми в сорока человек перерезали и заняли крепость нашу, в коей было 2 трехфунтовые медные, 2 чугунные фунтовые пушки и 1 полуфунтовый единороге прибором снарядов и до 5 пуд пороху, но тем же угрожают и губам Чугачской и Кинайской. Правитель Баннер, получа с байдаркою весть сию, тотчас дал знать во все селения острова Кадьяка о принятии нужных предосторожностей, а в Чугачи послал байдару с десятью человеками. Баннер сделал все, что мог, но признайтесь, какое его подкрепление и не значит ли лишь умножить жертвы? Где дело с вооруженными тысячами, тут кукольные игрушки не у места, и вы видите, милостивые государи мои, что без гарнизона и добрых судов заведения ваши всегда будут подвергаться опасности.
Разбойник Барбер опять был на Кадьяке, но, нашед там суда "Елисавету"и "Александра" вышел, объявя, что хотелось ему видеться с Барановым и что идет в Ново-Архангельск, однако ж сюда не пожаловал. Бывшие на промысле байдарки видели здесь близ входа в гавань лавирующее трехмачтовое судно, и мы приготовились встретить дорогих гостей, однако ж оно не заходя склонилось в южную сторону.
"Юнона" в Павловской гавани не была, а донесения от Баннера отправлены с «Елисаветою», которая ранее отправилась в путь свой, но где теперь бог весть, и нам жаль люден и артиллерии, а притом грустно не получить столь интересных для нас сведений, также и кормов, с которыми она отправлена. Отец Гедеон также не бывал и также видно располагается прийти сюда на "Александре", но меня уже здесь не застанет. Буде слухи о Якутате справедливы, то, кроме невозвратной потери тамошних людей, не знаем мы теперь, не истреблена ли и вся партия наших американцев до 300 человек сея осени на Кадьяк возвращавшихся, ибо им мимо путь лежал, да и компания легко может сей год да и впредь без промысла потому. что когда Якутат не в руках наших, то партии нашей сюда не пропустят, а в Кадьяке, как объяснил уже я, зверь истребился, и кадьякцы, познав новые нужды и не имея других способов, охотно сюда отправляются, подвергаются всем опасностям и к тому же должны разлучаться с семействами. И так взгляните и на их несчастное положение. Я полагаю желающих сюда выселить, но силы наши еще слабы, когда по малолюдству едва ц себя самих защитить можем. Думаю, что не у места закрывать от вас такие обстоятельства, которые не иначе как по совершении бедствия до вас доходили, но никогда не предупреждались, а я напротив скучаю может быть объяснением того, что впереди вижу и пишу то, что должно всякому желающему польз Отечеств иных. Я не скрою от вас, что распоряжения мои к преобразованию края может быть не во всех частях и здешнему правлению нравятся, потому что вводят всех в строгие обязанности, без которых благоустроенное тело существовать не может, но я не привязываюсь к заключениям моим, доколе не увижу, что все возражения уступили моей истине и тогда беру ее с тем основанием, от которого разве вновь встретившиеся обстоятельства отступить обяжут меня и потому и прошу вас быть уверену, что не на гаданиях основываю донесения мои, когда притом и опытность моя столь дорого стоит мне, что без подобного моему настояния едва ли кто за мою цену приобресть ее согласится. Из приложенного при сем особого письма моего увидите вы, какими сверх того упражнениями был я озабочен и имел ли я да и теперь имею ли спокойные минуты? При том должен был бороться и с болезнями моими, с климатом, против которого устремленные на одних бобров нужных к предохранению человечества предосторожностей, а от того от проливных дождей день и ночь люди были употребляемы в необходимые работы и, надевая гнилые и прелые одежды, оцыножили и начали день ото дня слягать, и число больных умножалось ежедневно. Я велел кормить их пшеном, давать патоку и варить из еловых шишек пиво, которое как антидот против скорбута, и все мы употребляли здесь и благодаря Богу из сорока трудно больных русских только трое умерли. Совершенно безнадежных еще четверо....... а другие начинают оправляться; впрочем все генерально здоровьем похвалиться не могут, и другие хотя и не на ногах, но краше их иногда в гроб кладут. Пшена давали мы лишь больным и то на неделю по 3 фунта на человека, а другие были на юколе, но по воскресеньям и для всех варили кашу с патокою, давали по чарке водки, и со всею умеренностью едва могли мы что сберечь для морских на сей год экспедиций, а иначе и ни одному судну нельзя б было тронуться, ибо юколы весьма мало, а и здесь оставаться без пищи не приятно. В конце ноября перестала уже рыба ловиться, а сильные штормы, беспрерывно продолжавшиеся, давно уже лишили возможности добывать морского зверя. В полнолуние освежились мы найденными ракушками и мамаями, они в это время бывают питательнее, а в другое били орлов, ворон и словом ели все, что ни попало, изредка попадались каракатицы и иногда какая-нибудь рыба служила нам лакомством. С января была прекрасная погода, и благодаря Бога появились нерпы и сиучи, которые по сие время составляют главную пищу нашу, потому что купленную с "Юноной" солонину приказал я поберегать для морских компаний. Изредка попадаются палтусы и появились чайки перед сельдями прилетающие, но жаль, что нет нужного количества соли. Число людей так у нас невелико, что едва на необходимость выварить ее могут, и изнуренными силами людям нужен бы хлеб, которого у нас не бывало, а когда сельдь пройдет, то опять только и надежды, что на нерп и сиучей, которых иногда и убивши, не скоро погода позволяет снять с камней и привозятся попорченными, и хотя не столько уже он и полезны здоровью, но мы рады и сему запасу, когда нет другого. Вот вам картина нашего положения.
Чтоб подкрепить край, должен я идти в Калифорнию и около 20-го сего месяца надеюсь сняться с якоря. Равноденствие угрожает бурею, а здешнее пребывание голодом; находясь в столь критических обстоятельствах, решился я жертвовать первому, чтоб обеспечить второе. По возвращении "Юноны" не мог я отсюда тронуться потому, что поджидал с Кадьяка судов "Елисаветы" и "Александра" с людьми и кормами, но как они и по сне время не бывали, то по малой мере из 40 человек, на "Юнону" назначенных, некоторые помогали в работах и облегчали строение тендера, а г. Давыдов занимался приготовлением для него вооружения, что без присмотра его не так бы успешно исполнилось. Теперь надеюсь, что наш "Авось" в мае на воду спущен будет. Вышел отсюда, буде ветром к берегам здешним склонять нас будут, зайду я в остров Кайган или пройду близко Шарлотиных островов, чтоб воспользоваться меною бобров, и за одним походом и то исполнить, но сие предполагаю лишь на случай потому, что и время и обстоятельства заставляют спешить в Калифорнию. Возвратиться сюда, коли богу угодно будет, полагаю в мае и тотчас взяв с собою тендер отправиться на остров Александр посмотреть Звездочетова, оттуда пришлю к вам "Авось" с донесениями, а "Юнона" возвратиться в Ново-Архангельск и пойдет на зиму опять в Калифорнию, где думаю я остаться и пройти на гишпанском судне в Манил, а оттуда в Батавию и Бенгалы, чтоб сделать чрез Охотск первый опыт торговли товаром индийским. Сие будет однако ж зависеть от обстоятельств здеш-, него края, а ежели Кинайская и Чугачьская губы (храни Боже) потерпят несчастия, то и все мои планы перемену получить должны будут. Между тем уведомлю вас, что происходило на острове Александре, о котором вы ни малейших не имеете сведений. Я собрал их здесь от промышленных в том отряде бывших и вот они.
Топография сего острова есть следующая:
Мохнатые с 19 острова курильцы охотно выменивают холсты наши, а паче всего черкасский табак, за который листочка за три дают котлы, пшено и подобные вещи, также охотно берут иголки, которыми нуждаются. Сими мелочами снабжевают их наши курильцы, получая их от камчатского исправника за ясаком ездящего... Они задают курильцам вперед винтовки и, приехав, обирают кругом сих бедных жителей. Хотя поставил я на вид камчатскому начальству, но в генеральном плане моем не оставлю, чтоб не донести Его Императорскому Величеству о злоупотреблениях сих, ибо весь доход ясака думаю и трех сот рублей в год не составят, а исправники... разоряют бедных курильцов тогда, когда бы еще от правительства должно было их обласкать и, имея, так сказать японский муравейник людей под руками, привлекать их в подданства и, приохочивая к заселениям, умножать силы края сего. Впрочем Курильская гряда включена в зависимость компании, следовательно по самой истине и ясак сей не должен иметь места, ибо доход государственный состоит уже в пошлинах с торговли. Чукчи столько же ясаком притеснялись, но когда подобной Курильскому доход Короною снят был, то они безопасно стали приезжать для мены, и государство теперь более от них выгод получает, злоупотребления не имеют места, а они сами по себе становятся спокойнее и чрез то исподволь смягчается грубость нравов их.....
...Ежели б довела меня судьба когда-либо начальствовать колониею из них или из японцев составленною, то признаюсь, что в плане моем представил бы первым, чтоб оставить их при .свободном отправлении веры их, я помог бы им даже и в устроении кумиров. Но пока возможен буду я поднесть Престолу труд мой. Компания может и частно на сей предмет обратить внимание свое и, приемля основанием донесения мои, всеподданнейше представить о сем Его Величеству. Кажется беды нет ранее приступить к исполнению того, что совершенно идет на выворот. Я думал бы, милостивые государи мои, тотчас усилить Курильский отряд, переведя людей с Медного острова, где бесполезно начали котов истреблять тогда, когда сотни тысяч их в магазинах, а Медный остров между тем всегда верным запасом был и успели бы всегда еще набить их, когда б в Кантон открылся ход им и прежде все доныне промышленные сбыть могли. Впрочем с таковыми распоряжениями и на Медном истреби мы также, как и на Северных, а пользы ни малой не будет. Позвольте сказать мне здесь, что и в самых промыслах нужно постановить такое хозяйство, чтоб не только приискной зверь совершенному истреблению не подвергался, но чтоб и вновь, где только можно, разводим был. Когда будут у вас суда, тогда можно приготовить песцовые запасы, перевезя с северных на Шуях и другие, где бы они в десять лет весьма хорошо расплодились. Я скажу вам пример, что на острове Укамаке завезена была пара собак, которые одичали; теперь несколько сот их стадами бегают, а со временем и из них будет промысел. Я советую вам привесть в Курилы людей из Атхинского отряда; где есть пять человек с Звездочетовым там три года живших и несравненно более доставили бы вам пользы, а особливо, когда б байдарок до 40 алеут им для ловли бобров придали. Алеуты крайне довольны будут, а компании несравненно выгоднее. Но когда разбогатеете судами, то нужно Андрияновскую и Курильскую гряды обе перечислить к зависимости американского правления, от которого в общей массе одинаковой торговли должны проистекать центральные общие и частные распоряжения, а иначе не будет порядка. Главному правлению из Санкт-Петербурга сею частью управлять неудобно, да и не возможно, а в нынешнем отдельном положении её дается лишь повод вкрасться новым злоупотреблениям, которые навлекут неприятности. Отсюда же управлять удобнее, потому что всякое судно, доставляя по спопутности повсеместно предписания здешнего начальства, будут в то же время снабдевать оба сии отряда всеми нужными к усилию их способами и об успехе их доносить главному правлению. Но я обращусь к происшествиям с прибытия Звездочетова на острове Александра случившимся. Долго я искал их и насилу в Америке получил верное сведение.
В 1795 году на казенном судне "Св. Алексея" отправился под начальством передовщика Звездочетова на острове Александр Курильской отряд из 31 человека промышленных, 4 посельщиков, 3 женщин и двух алеут состоящий и того ж года пришел туда благополучно. Водворились они на полуденной стороне в той гавани, где прежде зимовало судно купца Лебедева-Ласточкина и восточною бурею было на берег выкинуто, ибо гавань от востока не защищена ни мало, да и судно "Св. Алексея" терпело также от сих ветров бедствие и при необычайном приливе воды занесено было в речку, из которой насилу могли его высвободить. При приходе их в самой гавани не нашли они жителей, однако ж в трех местах на том острову жили курильцы, в одном было юрт с пятнадцать, в другом две, а в третьем три. Они приезжали временно с Аткизским Таеном, который, по названию его полагать должно, что или переселялся с Матмая из Аткиза на восточной стороне сего острова, но был в великом у мохнатых 19 острова уважении, вещи же и одежду получали от японцев. Таен приехал в гавань знакомиться и привез кош-лака и лисиц в дар покойному Григорию Ивановичу Шелихову, которого они нетерпеливо ожидали, но Звездочетов, как сказывали мне промышленные, принял их очень гордо и оказанная им холодность не только вдруг прекратила дружбу, но курильцы до того огорчились, что все съехали на 19 остров, говоря, что лучше иметь дело с японцами, которые ласковее и добрее, нежели русские. Между тем в первое сие свидание и последнее забрал он фанз черенковых, китаек и разных мелочей рублей на триста на том условии, что ежели сам не будет он, то вышлет весною зверя непременно, что и исполнил, прислав на другой год бобров и лисиц сколько следовало и сверх того два мешка пшена, и бочонок сакки, но ни сам он, ни курильцы более никогда не приезжали.
Покойный Григорий Иванович употреблял Звездочетова потому, что он знал гряду Курильскую совершенно, бывал на ней неоднажды и посылал в промысла от купца Лебедева-Ласточкина, но нравственность его не была известна ему, да и скоро ли человека узнать можно? И так сколь ни строги и ни достаточны были предписания покойного о обласкании народов, но исполнитель ни мало не отвечал тому своими действиями и, вдавшись в пьянство и распутство, наконец употребил вверенное ему начальство во зло до того, что наказывал без вины промышленных. Остановить его было некому, кроме штурмана Олесова, который хотя и взялся за то, но не с такою уверенностью духа, каковой требовали обстоятельства, а Звездочетов, приметя слабость Олесова, арестовал его, высек и в Охотск отправил. По прибытии штурмана приключавшаяся ему болезнь прекратила дни его, а с ними вместе и дальние следствия. Прозимовав, начал Звездочетов производить опыты посева ржи, пшеницы, овса и льна, хлебы выбежали в колос, но не могли налиться; горох дал стручья весьма тонкие и семенами ненадежные, лен был изрядный. Видя в хозяйстве труд и неудачу, а притом конча всю привезенную с собой водку, решился он земледелие оставить и начал сидеть вино из хлеба. Бывший в отряде его старостою енисейский мещанин Иван Свешников противился намерениям его, и он, придравшись к нему, засек его до смерти. Поступок сей произвел в людях его справедливое негодование. Они, сделав совет, отрешили его от начальства, выбрали передовщиком Кошечкина, а Звездочетова, связав, отправили на 17 остров с тем, чтобы курильцы отправили его в Камчатку с отправленным от них о поступках Звездочетова донесением, дав между тем ему некоторые нужные для пути ему вещи. Звездочетов, быв по всей гряде Курильской весьма знаком, успел разными безделками обольстить островитян до того, что, возвратясь с ними на остров Александра, заковал Кошечкина, Корюкина, Скачкова и Стасова как главных в отрешении его действователей и выслал их в Камчатку. Из них трое умерли, но Стасов здесь в Америке. Пьянство не имело уже пределов; он получал чрез курильцов японское вино сакки и строгостью и буйством навел страх на всех подчиненных, разделяя между тем их всегда то на рыбный промысел, то на собрание сараны, то на добывание нерп и сиучей и тому подобное. Наконец, 15-ти человекам объявил, чтоб возвращались они чрез Камчатку в Россию просить подкрепления и высылки алеут с байдарками для бобрового промысла и для того строили б они себе байдарку, отправя их на северную сторону острова, для собирания выкидного леса. Они повиновались и, прозимовав с 797 на 798 год, выстроили байдару и сколь скоро весною возвратились в гавань, то Звездочетов, вышед вооруженный на берег, сказал им, чтоб они к берегу "приставать не отваживались, иначе стрелять их будет, что позволяет им ночевать в другой бухте, чтоб по два и по три человека не более приходили к нему для получения скарбов своих и чтоб на другой день отправились в путь свой непременно. Они принуждены были исполнить и, странствуя по Курильской гряде, изнуренные голодом, нашли на первом острову г. Баннера с судном зимующего; они присоединились к нему и пошли с ним в Америку. Звездочетов же остался на Александре в двенадцати человеках мужеска и трех женского пола. Кроме знатного имущества в товарах, у него остались две трехфунтовые медные пушки, на полный комплект с ним отправленных людей, винтовок, пистолет и сабель и две фляги пороху с достаточным числом свинцу. Преступление его в засечении Свешникова решило сперва остаться, ожидая милостивых манифестов, но наконец пьяный проговаривал он, что .никогда не возвратится. Людей оставил с собою молодых и неопытных, которых старался сколько мог развращать нравственность. Вот, милостивые государи мои. все, что сведал я о положении отряда Курильского, и хотя японцы сказывали мне, что на Александре русских никого нет, но я не думаю, чтоб то была правда, ибо люди наши слишком вооружены, чтоб японцы могли истребить их, а полагаю ближе, что он с ними торгует и . не он ли пропустил чрез них слухи. Впрочем, съехать ему с острова некуда, и я, коль Бог поможет, надеюсь сам заглянуть к нему.
