Между попечениями о хозяйстве, промышленности и торговле, Баранов не упускал заботиться и о образовании умов молодых людей, урожденцов колонии. При нем в Ситхе существовала уже школа, в которой обучались грамоте и арифметике. Под его же надзором после упражнялись в счетоводстве; иные исправляли должности помощников командиров судов; иные обучались ремеслам, а другие отправлены в Петербург для воспитания. На Неве было послано трое, и еще трое других на Суворове и Бородино. Из сих последних А Кашеваров с чином прапорщика по Корпусу Штурманов возвратился в колонии, а Недломолвин и Терентьев мастерами ружейными и компасными. Баранов отправил в Петербург одного из лучших Колош, брата Тоена Наушкета для обучения и несколько простых; но все они к сожалению не возвратились, чтобы внушить своим соотечественникам верныя сведения о Европейском просвещении и могуществе России. На Кадьяке было устроено заведение для призрения бедных девиц; но вне присутствия Баранова, заведение сие не достигало цели своего назначения. Для сих благотворных учреждений, Баранов пожертвовал на всегда из собственности своей 5 акций.
Скажем еще нечто о характере и свойствах души его: Баранов никогда непомышлял о скоплении богатства. По пословице: смерть показала животы, и оправдала его в несправедливых и обидных подозрениях; ибо говорили, что он имеет значительныя суммы денег в иностранных банках. Не касаясь чужого, он всегда жил своим достоянием. От Шелихова ему было назначено 10 паев; по соединении Компании Шелихова с Иркутскою, положено было за управление колониями 20 паев; из коих он уделил по пяти сотрудникам своим Кускову и Баннеру, бывшим на малом окладе, каковаго, по тогдашним обстоятельствам и мнениям акционеров, нельзя было увеличить, или помочь чем либо из общей массы промыслов. Он видел нужды и недостатки своих сотрудников и отдал им половину из своего оклада, неизвещая Компанию Баннер и Кусков в полной мере чувствовали цену сего благотворения, и первый из них, будучи недоволен своим положение писал одному Директору: «хотя зазорно нам с Кусковым, Г. Баранова паями пользоваться, но необходимость понуждает брать». Далее, объясняя причины скудной жизни, пишет, что он давно хотел жаловаться на положение «свое6 но одно благодеяние Александра Андреевича руки связало и уста запечатало».
Баранов помогал бедным друзьям и даже неприятелям своим в их несчастии. Много людей осталось в колониях, коим он благодетельствовал; многим дал случай возвратиться на родину своими вспоможениями; многих подчиненных ему должностных людей, бывших под начетом и взысканием облегчил, приемля на себя иски с них; но кроме того пересылал в Россию значительныя суммы в виде подарков или иначе, и оказывал пособия тем из своих знакомых, кои превратности судьбы лишились состояния и терпели нужду. В числе сих был и Г. Кох, который находился несколько лет под следствием без должности и пропитания; коему Баранов постоянно помогал деньгами, зная недостаточное его состояние и большое семейство, которое дожжен был содержать.
Умея щедро награждать заслуги своих подчиненных и благотворя своим друзьям из собственности своей, Баранов был, можно сказать скуп на Компанейское добро; и по совести не почитал себя в праве распоряжаться оным самовластно не для пользы Компании. По случаю дарованных Компании привилегий и принятия оной под Высочайшее покровительство, он от себя собственно дал, как мы видели тысячу рублей; но из Компанейскаго капитала на сей радостный и торжественный день решился приказать заколоть на всех одного барана, и то уде состарившегося. Это доказывает еще, как он пекся и радел о разведении в колониях скота. Кстати сказать, что при нем доставлен оный на Алеутские острова; а при здаче колоний было уже на одном Кадьяке более 300 голов рогатого скота; в Россе сначала завежения по 1818 год: 60 коров, 160 овец и 10 лошадей и много свиней. Из Кадьяка разослан был скот на Уналашку, Унгу, в некоторыя артели по Аляске и в Николаевскую крепость. В Ситхе было около 10 голов для довольствия молоком больных и чиновников: более сего числа по недостатку покосов держать там затруднительно.
Давыдов заметил, что безкорыстие не первая добродетель в нем и указывает на благотворения; на это можно сказать, что и благотворение уступало в нем благородным порывам великодушия. Баранов торопился прощать личныя обиды. Один из многих примеров, известных по делам, можно привести тому в доказательство. В Ноябре месяце 1800 года потребованы были в Кадьяк, находившиеся в бегах Алеуты, и доставлены туда за присмотром. По приезде, их повели прямо к Баранову и случайно открыли, что они имели с собою кинжалы, сокрытые под платьем. На вопрос; для чего? Они сознались, что если бы Баранов приказал их наказать телесно, то решились бы заколоть его, а потом себя. Баранов сделал им только выговор за побег, но злодейский умысел, по собственному его выражению: «предал суду Божию». Он знал по опытам, что для Алеут ничего нет безчестнее, как телесное наказание, в избежание котораго не медля покушались на жизнь виновника и потом на самоубийство. От этого познания их характера, при нем провинившиеся Алеуты обыкновенно наказывались стыдом, или употреблением в работы на известное время. Давыдов замечая: «что Коняги телесное наказание почитают за великое безчестие, указывает на несколько случаев их ожесточения».
Приведу еще пример, который показывает его признательность. В бытность в Чугацкой губе 1792 года, как выше сказано, нашел он Ост-индское судно, Капитан котораго, познакомившись с Барновым, полюбил его и в доказательство своей дружбы, подарил ему собственнаго человека Бенгальскаго Индейца Ричарда. Сей Индеец, находившийся безпрерывно при Баранове на месте в услугах, а на море исправляя должность Боцмана, выучился говорить хорошо по русски, и во время пребывания Баранова в Ситхе 1800 года служил ему единственным переводчиком при объяснениях с корабельщиками. Баранов, уважая его заслуги наградил и отпустил по желанию его на судах, бывших тогда в Ситхе. Сие обстоятельство тем примечательнее, что Баранов, незная иностранных языков, имел в нем нужду на будущее время, и мог держать при себе сколько хотел.- Выше сказано, что судно сие видел Баранов в Чугацкой губе, вне своего заселения в земле народов неприязненных и диких. Это подало повод одному из участников заметить, по чему бы не завладеть судном и сложить вину на туземцев: С презрением Баранов отвечал на это замечание: «как вы могли думать, чтобы я нарушил священныя права, странноприимства и осквернил берега кровию невинных пришельцов, оставя на себе пятно не загладимой гнусности». Не менее важный пример безпристрастия, можно представить из письма Баранова к Ларионову от 1 Июля 1802 года, в коем пишет: «после разбития судна Орла, ящик утонувшаго Правителя Поломошнаго, с письменными делами, там на месте просушенными, был запечатан и доставлен сюда. но я не хотел без свидетельства разпечатывать и пересматривать дела, где чаял по худому сего покойнаго расположению, быть на меня каким либо обносом».
.Бедствия и напасти постигнувшия, и не редко удручавшия Баранова; скука одиночества; всегдашнее удаление от образованнаго общества, и даже письменныя сношения с оным по однажды в год; промышленныя из простаго народа, и те которыми он был окружен и с которыми жил постоянно; грубость некоторых посещавших его иностанцев: все это вместе налагало на него какую-то печать угрюмости и нелюдимости, которые казались временным посетителям из образованнаго круга суровостью и даже жесткостью; но кто узнавал его короче, тот думал иначе; так познакомил нас с ним и Давыдов. Вообще Баранов был неговорлив, не разсыпался в приветствиях, и так сказать, туг на знакомство; но разговоры его были умны и он любил иногда вмешивать в оные шутки; мысли полновесны, а предприятия и дела, к которым он приступвл, всегда направляемы по мере возможности, к пользам и выгодам компании, на служение которой он посвятил всего себя.
По смене его прислано было в колонии несколько достойных, знающих дело и образованных людей. В числе коих были Гг. Этолин и Шмит.- В одной дружеской откровенной беседе, составившейся, так сказать, во вкусе добродушных моряков, каковым был хозяин собрания Г.Яновский, Баранов со слезами говорил: «Неужели Главное Правление не могло найти прежде и прислать ко мне людей, вам подобных тогда бы вероятно дела мои имели лучшие успехи и я нашел бы в кругу их и препровождение времени».
Я видел его уже за 70 лет, но и тогда в глазах его отражались живость и проницательность. Он имел полное лице, украшенное признаками старости; на щеках его отливал румянец, но уже увядающий. Волос на голове вовсе не было и потому он носил парик, подвязывая оный под шею черным платком. Почтенный и много уважаемый Барановым Василий Михайлович Головнин, желая сохранить изображение его для потомства, предложил ему, чтобы позволил живописцу Тиханову списать с себя портрет. Тогда советовали снять парик и лишенная волос голова, придала выразительному лицу его особенную важность.
Баранов говорил нае скоро и ровно без восклицаний и жестов; не любил мод и предпочитал мундир, посланный ему при производстве в чин (1805) всем новым, несмотря на то, что в 14 лет мода обезобразила оный. Будучи плотнаго сложения, он в возмужалости был сказывают строен, силен и проворен; походка его была всегда тихая,- В числе похвальных его качеств должно заметить, что он не любил играть на в какую игру (кроме биллиарда), а паче на деньги; карты не смели и привозить в колонии. Он боялся их как заразы, которая легко может разпространиться и никогда не изкореняется. Он читал много книг, и в колониях были почти все историческия и литературныя произведения Русской Словесности на 1803 год, в которой они были отправлены любителями просвещения на корабле Надежде. В Америке он прижил сына Антипатра и дочь от Американки. Сына взял с собою на шлюпе Камчатке в Россию В.М.Головнин. По прибытии в Петербург Антипатр помер, а дочь бывшая в замужестве также выехав в Россию, скоро скончалась. Ея дети и внуки Александра Андреевича, от первой дочери бывшей в России остались наследниками небольшаго имения. Коим не могли похвалиться.
КОНЕЦ
